Кто такие украинцы и чего они хотят грушевский
Кто такие украинцы и чего они хотят грушевский
Словно огромная чаша горячего борща, курилась туманами жирная украинская земля.
По иронии судьбы, буквально в двух шагах от того места, где свел счеты с опостылевшей жизнью Михновский, — на перпендикулярной к Жилянской улице Паньковской — недавно поселился его старинный враг, еще один «батько» украинской независимости — фальшивый «перший президент» Украины Михаил Грушевский, слезно умоливший советское правительство впустить его из эмиграции на родину.
Двум великим украинцам, претендовавшим совсем недавно на первые посты в выдуманном ими государстве, жить в такой опасной близости друг от друга оказалось явно невозможно, и один из них решил уйти. Удалиться тихо. По-английски. Не прощаясь. Чтобы не напоминать в очередной раз невыносимую поговорку: «Где два украинца, там три гетмана».
Что думал Михновский, когда просовывал голову в петлю, накинутую на ветку, нам уже никогда не установить. Возможно, и помянул злобно Грушевского: на, мол, давись — «пануй» единолично над Украинской Социалистической Радянской Республикой — правда, под присмотром ГПУ, чтобы не начудил чего лишнего. Но факт остается фактом. В тот момент, когда длинный (под два метра ростом!), грузный, с отросшим после революции пузом Михновский повис на яблоне, ломая шейные позвонки (все очевидцы отметили потом его неестественно вывернутую голову), академик ВУАН Грушевский мирно почивал у себя в двухэтажном уютном домике, раздувая окладистую, как у раввина, седую бороду, сочным буржуазно-националистическим храпом.
Город жил своей обычной жизнью. Домохозяйки, схватив корзинки, бежали с утра на Сенной и Житний базары за молоком и солеными огурчиками, которые привозили крестьяне из окрестных сел, а те, что жили на Татарке и Куреневке — на Лукьяновский рынок. Школьники спешили в школы. «Гегемон» революции — рабочий класс по гудку, как и при старом режиме, но за куда меньшие деньги (вот она заслуженная награда!), топал на завод «Большевик» — так переименовали победившие красные к 5-й годовщине революции акционерное общество «Киевский машиностроительный и котельный завод Гретера и Криванека». И только студенты начинали день весело — их уже с утра ждало ВИНО — Высший институт народного образования, помещавшийся в красном корпусе упразденного Университета Св. Владимира — у него безбожная власть в лютой злобе тоже экспроприировала имя, оставив только орденский цвет стен.
Название «обновленного» учебного заведения вызывало постоянные шутки — в 1926 году ему подыщут несколько более серьезную аббревиатуру — КИНО (Киевский институт народного образования). Но ехидные смешки все равно не утихнут. Тогда в 1933 году КИНО еще раз переименуют. В Киевский институт социального воспитания (КИСВ), что придало ему неуместную кошачесть. А потом в том же году (воистину, нет такого преступления, на которое не пошли бы «комуняки»!) расчленят этого «кота» надвое. Одной половинке присвоят имя Киевского педагогического института им. Горького, чтобы учеба медом не казалась, а другой — вернут, наконец, звание университета.
Все это я напоминаю только потому, что упокоившийся Михновский окончил в свое время именно университет Св. Владимира — его юридический факультет, не вынеся однако, из стен «альма матер» ни капли мудрости. Ибо, как говорится, университет может дать образование, но не ум, что биография нашего героя убедительнейшим образом и доказала, украсив ему горло пеньковым галстуком.
На низком левом берегу Днепра не построили еще ни одного уродливого спального района, заслонив небеса многоэтажными коробками. До самого горизонта простиралась синяя булгаковсая даль, из-за которой утром — с московского востока — вставало для Украины солнце. А на берегу правом Святошин был еще дачным пригородом, застроенным в русском стиле чудными деревянными домиками с резными окнами. И Пуща-Водица с прудами чистоты удивительной. А Жуляны — не аэродромом, а простым селом. И Борщаговка тоже. Там чухали с утра дремучее пузо дикие мужики — те самые, что перерезали в 18-м году гетманский офицерский отряд, остановившийся на ночлег. И всем им — и студентам, и домохозяйкам, и совслужащим, и мужикам — и заводам, и фабрикам, и Крещатику, и Пуще-Водице — не было ни малейшего дела до унылого висельника. Да и не могло быть. За годы гражданской войны город повидал столько трупов, что просто перестал ими интересоваться. Одним «жмуром» больше или меньше — какая разница, если совсем недавно они валялись прямо на площадях даже у самого памятника Богдану?
Безвременную кончину Михновского, сами того не осознавая, почтили только две киевские советские газеты — «Пролетарская правда» и «Більшовик». Скучные и официозные, они ничуть не напоминали увлекательную прессу погибшей дореволюционной эпохи. Гигантские простыни их страниц были заполнены в основном речами новых вождей, отчетами о чествованиях, съездах и партконференциях. От их чтения у обывателя сводило скулы — единственной отрадой могли служить разве что немногочисленные рекламные объявления о симфонических концертах или гастролях какого-нибудь театра лилипутов. Да еще — уголовная хроника, хладнокровно отмечавшая налеты и грабежи. В этот последний позорный раздел и попал после смерти наш герой.
Оба «некролога», если их так можно назвать, наглядно демонстрировали, насколько мало был известен главный самостийник широкой публике и новым хозяевам Киева. Взятые явно из одной и той же сводки сообщений, которые рассылала в прессу милиция, они трактовали «великого» Михновского только как обычного самоубийцу — мало различимого в толпе десяткой других самоубийц, незаметно покидавших бывшую столицу Древней Руси.
Знал бы демонстративный, самолюбивый Михновский, что все закончится так убого, и что даже фамилию его малограмотные репортеры изуродуют до неузнаваемости, поменяв «М» на «А», он, может, и передумал бы вешаться. Но, как гласит еще одна украинская поговорка: «Якби ж то знаття!».
Федор Гайда. О чём умолчал Грушевский: первое письменное упоминание «украинцев»
Мне уже доводилось писать о том, что жители славянских окраин нередко имели особое именование. С XIII в. из русских летописей нам известны «ляхове оукраиняне», с XV в. в русских, литовских, а с XVI в. и в польских документах присутствовали «украинные люди», «украинные слуги», «украинники», «обыватели украинные», так же как, впрочем, и «паны воеводы и старосты украинные». Речь шла о всем Поднепровье от Смоленщины до Дикого поля, включая и земли Крымского ханства, поскольку и у него были свои «украинские ратные люди». В современной украинской публицистике на основании этого делается вывод о появлении этнонима «украинец» уже в конце XVI в., причем связывается это с антипольским восстанием С. Наливайко. Действительно, в изданных в 1834 г. М. Максимовичем украинских песнях единожды шла речь о неких «украинцах»: «Бували коли-сь престрашныи злыгодни, бездольни годины; / Бували и моры, и войскови чвары; / Нихто Вкраинцевъ не рятовавъ; Нихто за них Богови молитвъ не посылавъ» (Дума четвертая. «Восстание Наливайко»). Но уже Н. Костомаров указывал на то, что именование малороссиян «украинцами» возникло намного позднее, а потому подобное употребление этого слова в изданных текстах малороссийских песен было одним из признаков их подложности.
Сам Жолкевский в рапорте королю Сигизмунду III от 10 июня 1596 г. описывал события как незначительные и походя снимал с себя всякую ответственность: «Żołnierze, a najwięcej piechota węgierska i ukraincy, będąc na nich roziątrzeni, nie tylko swe rzeczy, ale у ich własne im powydzierali у pobili ich do kilkudziesiąt, czego się obronie żadnym sposobem między ludźmi roziuszonemi nie mogło, choc z wszelką pracą у staraniem z panami rotmistrzami zabiegałem temu» (перевод с польского языка: «Жолнеры, а особенно венгерская пехота и украинцы, будучи разъяренными на казаков, не только отняли у них свое имущество, но и их собственное, и убили несколько десятков человек; сдержать этих разъяренных нельзя было никаким способом, хотя я с панами ротмистрами и пытался сделать это всеми силами и способами»). Этот документ был опубликован М. Грушевским (Жерела до історії України-Руси. Т. 8. Львів, 1908. С. 92) и процитирован в его многотомной «Истории», но слово «ukraincy» историк скромно перевел как «українська піхота» (т. 7, раздел 4; см: http://litopys.org.ua/hrushrus/iur70407.htm), вероятно решив не заострять внимание на первом письменном упоминании этого понятия.
Тем не менее, историческая справедливость требует сделать вывод: наиболее раннее (и пока единственное известное нам в документах XVI в.) упоминание «украинцев» обозначает польских кнехтов, которых их хозяева-магнаты использовали в борьбе против запорожского казачества в эпоху насаждения Брестской унии. И если обычно этих магнатских слуг польская шляхта по традиции именовала «быдлом», то в период военных действий они назывались «украинцами».
Вопрос свидомым украинцам: почему об «украинцах» 100 лет назад почти никто не знал?
Продолжаем задавать безответные вопросы свидомым украинцам.
Если т.н. «украинцы» такие древние, великие, с древней историей, древним именем, как говорят свiдомые «историки» и политики, то почему председатель Украинской Центральной Рады Михаил Грушевский, в 1917 г. в своей брошюре задавался вопросом «Кто такие украинцы и чего они хотят?»
Причём в то время реально знали о существовании такого народа лишь кучка украинофилов и доморощенных политиков xyторянского уровня. Именно поэтому Грушевскому, как идеологу и пропагандисту антирусского украинства, приходилось разъяснять русским, южнорусским и малорусским жителям Mалоpoссии и Новороссии (будущим украинцам) новую доктрину проекта «Украина».
Странно было бы слышать от главы русских или поляков, французов или немцев и т.д. подобный вопрос «Кто такие русские / поляки / французы / немцы и чего они хотят?»
Наглядный пример этапов превращения русских-малорусов в «украинцев».
Выходит, за 6 лет после первого заявления Кучмы ничего не было сделано для создания «украинца»?
Что-то подобное заявлял и будущий президент Украины Виктор Ющенко на майдане-2004: «Сейчас, на наших глазах, рождается украинская нация». И вторил ему почти слово в слово президент Украины Пётр Порошенко в 2014 г., и на майдане-2014, и находясь в президентстве на Украине в 2014-1019 гг.
Но что-то не видно до сих ни достижений и побед великой Украины, ни созданного великого украинца. И объективно точно не будет видно в обозримом будущем. Может не туда тратятся «потужные» усилия государства и идеологический, пропагандисткий порыв, чтобы получить такой трагикомичный результат? Может попробовать сделать что-то действительно полезное для страны и народа, даже в рамках русофобского необандеровского псевдогосударства «Украина»?
А ведь история происхождения политического и национального понятия «украинец» более чем прозрачна.
А это незабвенный Олесь Бузина (Царствие ему Небесное и Вечная Память):
Слова «украинцы» Тарас Григорьевич в своем творчестве НИ РАЗУ не употребил. Хоть он и знал много «крепких» словечек (и «жид» был в его писательском словаре, и ласковое «жидок», и «москаль»), а этого — не ведал! Не мыслил такой категорией!
И не только Шевченко не знал этого слова!
Даже значительно позже, уже в начале XX века, подавляющее большинство жителей земель, ставших современной Украиной, тоже никогда в своей жизни не слышали слова «украинцы»! И даже не подозревали о его существовании! Не испытывая по этому поводу, кстати, даже малейшего дискомфорта.
Его не знали те наши прадеды, что жили восточнее речки Збруч и являлись подданными Российской империи. Но и тем, что благоденствовали западнее Збруча в подданстве «доброго цісаря» Австро-Венгрии Франца Иосифа, сие великое слово тоже было неведомо.
«Почуваю себе русином», — признался простодушно в начале XX века в статье «Дещо про самого себе» Иван Франко. И никто даже не плюнул в его сторону!»
(Олесь Бузина. «Союз плуга и трезуба. Как придумали Украину»)
Олесь Бузина о происхождении слова «украинец»
Редкое видео с презентации книги «Союз плуга и трезуба. Как придумали Украину».
Кто такие украинцы и чего они хотят: проблемы формирования нации
Кто такие украинцы и чего они хотят: проблемы формирования нации
«Кто такие украинцы и чего они хотят» — так называлась брошюра, изданная Михаилом Грушевским в 1918 г. В ней он пытался пояснить стремление украинского движения к созданию собственного государства. Пояснить, кроме всего прочего, и самим украинцам. В 1991 г. название этой брошюры оказалось на удивление актуальным — более чем семь десятилетий спустя украинцам нужно было понять, кто они как нация и к чему эта нация стремится — эта проблема была общей для всех без исключения стран, возникших на постсоветском пространстве. Афоризм деятеля итальянского национального объединительного движения второй половины XIX в. Массимо Д’Ансельмо «Мы создали Италию — время создавать итальянцев» был вполне актуален в Украине 1990-х.
Стартовые условия для «создания украинцев» в начале 1990-х гг. были весьма непростыми — не только из-за начавшегося социально-экономического кризиса, который конечно же сказался на процессе формирования гражданской нации, но также из-за целого ряда культурных, идеологических, социально-психологических, политических факторов, возникших как результат сложной, противоречивой и трагической истории. Перечислим лишь некоторые из них.
Одной из наиболее серьезных проблем был достаточно низкий уровень национального самосознания самих этнических украинцев и соответственно — их способность к мобилизации под национальными лозунгами. Наиболее объективные аналитики никогда не рассматривали результаты референдума 1991 г. как прямое подтверждение уровня национального самосознания украинцев — голосовали не столько и не только за независимую Украину, сколько против союзного центра. По выражению английского исследователя Эндрю Вилсона, украинский национализм (то есть национальное самосознание) был в Украине «верой меньшинства».
Украинский язык вследствие десятилетий русификации, особенно в 1970-е-1980-е гг., имел крайне низкий социальный статус, ассоциировался с языком села. В 1989 г. 87,7 % этнических украинцев назвали украинский язык родным, остальные предпочли русский. При этом культурные границы собственно украинского языка на бытовом уровне размывались так называемым «суржиком» — смесью украинского и русского (в западных регионах — еще и с вкраплениями польского) — количество населения, разговаривающего на этом языковом гибриде, не поддается учету. Присутствие украинского языка в науке, особенно в точных и естественных дисциплинах было минимальным. Украинская культура на момент обретения независимости была сведена или к фольклорным формам или облачена в одежды «социалистического реализма». Национальная украинская пресса, телевидение, книгоиздание, играющие основную роль в национальной консолидации, пребывали в плачевном состоянии, с точки зрения качества и масштабов влияния — в этом они значительно уступали русскоязычным.
Система образования, которая во всем мире играет неоспоримую роль в формировании основ нации, в советской Украине работала на создание «новой исторической общности — советского народа», при этом она служила мощным средством русификации украинцев. К 1989 г. доля учеников в школах с украинским языком обучения составляла 47,5 %, в то время как доля украинцев в составе населения УССР — 72,7 %. Эти школы в основном находились в селах и маленьких городах. В двух крупнейших индустриальных центрах республики (Донецке и Луганске) украинских школ на этот момент не было вовсе, хотя доля этнических украинцев здесь составляла более 50 %.
Общее состояние украинской культуры, языка и соответственно — национального самосознания, дало основание многим украинским и зарубежным исследователям сгоряча охарактеризовать Украину начала 1990-х гг. как «постколониальную территорию». Фактически перед обществом и государством стояла задача «украинизации» самих украинцев, что предполагало определенные приоритеты в культурной и образовательной политике, которые всегда можно было истолковать как предоставление привилегий «титульной нации». При этом в обществе незримо сложились две огромные группы, интересы которых в строительстве нации не совпадали. Одна, представлявшая большинство населения, состояла из этнических украинцев. Это была титульная нация, давшая название государству и претендовавшая на ведущую роль в создании политической или гражданской нации. Считалось (и вполне справедливо), что до 1991 г. национально-культурные, а значит и социальные права этой нации были ущемлены. В этом случае речь шла о восстановлении исторической справедливости. Другая группа, этнические русские, представляла собою привилегированное в культурном отношении меньшинство, которое могло утратить свой привилегированный культурный статус вследствие «украинизаторской» политики государства. Одновременно удовлетворить интересы этих двух групп было крайне сложно, если вообще возможно, по крайней мере, в короткие сроки.
Еще одним фактором, значительно усложнявшим реализацию национального проекта в независимой Украине, было уже упоминавшееся региональное деление страны. Русскоязычный индустриальный восток Украины, промышленно-аграрный юг, где преобладала смешанная языковая (и культурная) идентичность, аграрный украиноязычный и «суржиковый» центр (области, располагавшиеся по периметру вокруг Киева) и аграрно-промышленный украиноязычный запад — это только самое первое приближение к культурно-языковому разнообразию, влиявшему на характер формирования украинской нации. Стоит упомянуть и о том, что по данным социологических обследований в 1994 г. до 34 % украинцев языком повседневного общения называло русский и около 40 % — украинский. Добавим к этому наличие компактно расположенных национальных меньшинств, требующих удовлетворения их национально-культурных прав, и довольно четкое разделение но линии украиноязычное село — русскоязычный город, проходящее поверх региональных границ, и станет понятно, что задача, стоявшая перед новым государством, требовала чрезвычайной осторожности, тактичности и в то же время решительности.
Наконец, удержавшаяся у власти номенклатура, использовав лозунги национального движения в собственных интересах, не знала, как эти лозунги претворять в жизнь. По привычке она стремилась к директивно-командному стилю в строительстве нации, полагая, что принятием законов, обеспечивающих внедрение украинского языка в разные сферы жизни и введением ряда важных государственных символов можно ограничиться. Ее в этом вполне поддерживала бюрократия — от центра до местного уровня, для которой создание украинской нации на уровне «виртуальной реальности» было вполне достижимой задачей.
Украинская национальная интеллигенция (часть из которой вполне комфортно срослась с упомянутой номенклатурой еще в советское время, а часть из оппозиции перешла в структуры власти) также имела весьма смутные представления о пути, который нужно пройти, чтобы превратить население в нацию. Поэтому часть этой интеллигенции выбрала привычную просветительскую деятельность образца XIX столетия, погрузившись в мир приятных иллюзий и культурнического мессианства, часть удовлетворилась второразрядными постами в государственной системе, часть вновь ушла в оппозицию к власти, периодически раздражая ее напоминаниями о продолжающемся упадке украинской культуры и языка. Впрочем, не следует забывать о сотнях и тысячах представителей интеллигенции, которые каждый на своем месте практической деятельностью, почти не видимой на поверхности общества, изо дня в день занимались именно тем, что называется строительством нации — оно происходило больше в школьных классах, в редакциях газет и издательств, в вузах и кабинетах ученых, чем на политических трибунах или в коридорах власти.
«Создание украинцев» начиналось как восстановление культурных прав титульной нации еще на исходе советской власти. В октябре 1989 г. под давлением национально-демократической интеллигенции был принят «Закон о языках в УССР», о котором говорили, что он «дает право иметь право», и который фактически продублировал конституционную норму об украинском языке как государственном и конкретизировал ее целым рядом важных положений, усиливавших статус украинского языка. Статус русского языка остался нерушимым.
В июле 1990 г., через неделю после провозглашения Декларации о суверенитете УССР, украинцы получили «право иметь право» свою национальную историю — политбюро КПУ утвердило Республиканскую программу развития исторических исследований, одним из пунктов которой было введение отдельного школьного курса истории УССР (который уже в следующем году плавно перешел в курс истории Украины).
С обретением независимости, наряду с огромным общественным, возник масштабный государственный запрос на украинизированную историю, в результате чего были созданы первые школьные и вузовские учебники по истории Украины, отделявшие собственно украинскую историю от ранее общей истории СССР.
С начала 1990-х гг. начался процесс украинизации системы образования — практически речь шла о приведении ее в соответствие с новой ролью титульной нации. В общем, организационные условия для проведения масштабной украинизации школы были почти оптимальными: система управления образованием представляла собою строгую вертикальную централизованную иерархию, которая позволяла жестко контролировать выполнение распоряжений центральных органов. Администрация школ и учителя, воспитанные еще в традициях советской системы образования, были приучены к неукоснительному выполнению директив, в том числе идеологических. Родители также вполне доверяли авторитету образовательной системы и психологически были готовы воспринять идею обязательного и массового внедрения государственного языка в систему обучения. Таким образом, если бы административная украинизация школ сопровождалась серьезной финансовой поддержкой государства, фундаментальной переподготовкой учителей и продуманной системой пояснительных мер, она была бы весьма эффективной. Однако именно в этом появились сложности.
Экономический кризис привел к резкому уменьшению финансирования образования. Согласно украинскому законодательству, на образование должно выделяться не менее 10 % валового внутреннего продукта. На практике эта цифра колебалась в пределах 3,8–5 %, при том, что сам ВВП постоянно уменьшался, соответственно съеживалась доля затрат на образование. Разумеется, это не могло не сказаться на политике украинизации образования: она происходила на фоне постоянной нехватки средств, падения жизненного уровня учителей, развала материально-технической базы школ. Отсутствие средств компенсировалось административным нажимом, приказами и инструкциями. От учителей требовали перехода на преподавание на украинском языке, однако мало заботились об их переучивании. От администрации школ требовали отчетов, но не обеспечивали ее необходимыми средствами на украинизацию. Впрочем, при этом образовательная бюрократия центра придерживалась принципа разумной постепенности в украинизации школы в регионах — там, где сопротивление населения было особенно сильным и где оно встречало поддержку местной бюрократии (Донбасс, Крым), административный нажим ослабевал и использовались непрямые методы воздействия — например, открытие классов с украинским языком обучения в русских школах, расширение в школьных программах объема украиноведческих дисциплин (география, история Украины, украинский язык и литература, курс «Я и Украина» в начальных классах), увеличение приема на украиноведческие специальности в вузы. Добавим, что при вступлении в вузы в 1993 г. был введен обязательный экзамен по украинскому языку (сочинение).
Согласно закону о языках 1989 г. обучение и воспитательный процесс во всей образовательной системе Украины должен был осуществляться на украинском языке. В местах компактного проживания национальных меньшинств разрешалось создание школ с преподаванием на их языках. Изучение украинского было обязательным с первого класса во всех школах страны. Впрочем, как и русского. С 1 сентября 1993 г. по распоряжению министерства образования доля учеников первых классов, обучающихся на украинском языке, должна была соответствовать доле украинцев в составе населения региона — этим закладывался фундамент полной украинизации образования этнических украинцев. Заметим, что и неукраинское население вполне лояльно относилось к обязательному изучению в школе украинского языка и даже к тому, чтобы их дети обучались в украинских школах — в 1992 г. по результатам опроса родителей-русских, 54 % из них были готовы отдать детей в украинские школы во Львове, 65 % — в Киеве, и всего 9 % — в Симферополе (правда здесь 54 % признали, что их детям необходимо изучать украинский язык).
Окончательный перелом в украинизации системы образования произошел при президенте Л. Кучме, который пришел к власти, используя, среди прочего, лозунг о русском языке как втором государственном. К 2003 г. на украинском языке обучалось 73,5 % школьников и почти 90 % студентов (в начале 1990-х гг. — студентов, получавших знания на украинском, было 37 %). Насколько эти официальные данные отражают реальное состояние дел, сказать трудно. Формально образование стало украиноязычным и ориентированным на нужды Украины, и в этом смысле оно превратилось в мощный способ превращения украинского в язык государства и нации. Неформально на значительной территории страны (за исключением западных регионов) утвердилась ситуация функционального двуязычия — язык преподавания и общения с администрацией — украинский, язык внеслужебного общения — русский (или суржик). В то же время усилилась региональная специфика языкового разделения образовательной сферы. К концу 1990-х гг. резко снизилось число русских школ в западных областях Украины (в Тернопольской и Ровненской их не осталось вовсе).
Новое государство, помимо прочего, нуждалось в создании государственной символики, пантеона национальных героев, установлении системы государственных праздников — всего того, что в свое время английский историк Эрик Гобсбаум назвал «изобретением традиции». Заметим, что и здесь ситуация была далеко не безоблачной.
Еще в годы перестройки национал-демократы добились неформального признания властью желто-голубого знамени — оно стало все чаще появляться на публичных мероприятиях (раньше за его вывешивание можно было попасть в тюрьму). В 1990 г. желто-голубой флаг уже стал привычным. В сентябре 1991 г. по постановлению Верховной Рады он стал использоваться в протокольных мероприятиях как государственный флаг Украины.
В январе 1992 г. Президиум Верховной Рады утвердил музыкальную редакцию государственного гимна «Ще не вмерла України…» (автор музыки М. Вербицкий). Слова гимна, относящиеся еще к XIX столетию, не были утверждены по мотивам идеологическим, поскольку содержали пассажи, неприемлемые в современных условиях. Некоторые официальные поэты получили задание сочинить слова гимна, однако мероприятие провалилось, и после принятия Конституции Украины 1996 г. официальным текстом гимна стали первые два куплета и припев. Тогда же, в 1996 г. был узаконен малый герб Украины — тризуб, символ киевского князя Владимира Великого.
Герб, флаг и гимн, принятые государством, не были приняты частью общества, особенно людьми старшего возраста. Постоянными оппонентами новой государственной символики были коммунисты, прекратившие эскапады против нее только после принятия новой Конституции. Она не имела какого-либо заметного морально-психологического значения для подавляющего большинства русскоязычного населения востока страны. То же самое можно сказать и о пантеоне национальных героев.
В 1992 г. был разработан дизайн новой украинской валюты. Украинские деньги получили название «гривна» — чем узаконивалась связь нового государства с Киевской Русью, а изображения на них как раз и представили пантеон национальных героев — Владимир Великий, Ярослав Мудрый, Богдан Хмельницкий, Иван Мазепа, Иван Франко, Михаил Грушевский, Тарас Шевченко, Леся Украинка. Впрочем, действовать на сознание граждан эти символы начали только в 1996 г., когда была проведена денежная реформа. Набор имен, представляющих национальный пантеон, соответствовал политике этносимволизма — подобно тому, как в переписанной школьной истории были проигнорированы другие народы, являющиеся частью истории Украины, их не было и в пантеоне. Это делало проблематичным формирование культурной лояльности той части населения, особенно на востоке страны, для которой имена, внесенные в пантеон, не представляли особой символической ценности, а в некоторых случаях даже вызывали неприятие вследствие психологической инерции, связанной с советскими идеологическими мифами (например, личность И. Мазепы).
В то же время, государственная политика, связанная с масштабным внедрением этнонациональных символов в массовое сознание, достаточно быстро сползла в тот же самый этнографизм, который был характерен для советских времен. В начале 1990-х гг. с экранов телевизоров не сходили фольклорные коллективы, исполнявшие народные песни и танцы, — лучшего способа вызвать массовое неприятие украинской культуры трудно было придумать. Многочисленные казацкие, кобзарские, писанкарские фестивали, поддержанные государством, поначалу вызывали общественный интерес, однако их повторяемость и похожесть постепенно свела к минимуму их влияние на общественное сознание.
Серьезной проблемой стала эстетическая и психологическая непривлекательность политики этносимволизма. Школьный курс украинской литературы оказался перегруженным произведениями классиков украинской литературы XIX в., заполненны ми достаточно депрессивным содержанием. Курс истории концентрировал внимание на многострадальности украинского народа, его утратах, особенно в XX в. Памятники национальным героям, впопыхах устанавливаемые в городах, поражали своей архаичностью. Т. Шевченко, замерший на фоне символической волны в позе классического поэта во Львове, М. Грушевский, понуро сидящий в Киеве и в очень неудобной позе во Львове, явно не заряжали историческим оптимизмом.
Пожалуй, наиболее удачным приобретением нового государства в этой сфере стало празднование Дня независимости 24 августа. Поначалу выдвигалась идея приурочить этот праздник к 1 декабря, дню референдума, однако выбор был правильно сделан именно в пользу лета. Кроме того, государство официально признало церковные праздники — православное Рождество, Пасху и Троицу, объявленные выходными. Из советского времени были унаследованы 1 и 9 мая, также ставшие выходными днями. Несмотря на активное сопротивление коммунистов, из разряда общегосударственных праздников был исключен день 7 ноября.
По сути, «создание украинцев» в 1990-е гг. превратилось в процесс украинизации самих этнических украинцев. В этом смысле национальный проект худо-бедно, но был в основном реализован.
Если же говорить о реализации проекта построения гражданской нации, того варианта, при котором слово «украинец» означало не этническую принадлежность, а гражданство, то он замер на стадии политических деклараций, перманентных дискуссий и законодательных форм, которые весьма непоследовательно реализовывались в практической жизни. Украина представляла собою многоэтническое государство, где народы, не относящиеся к этническим украинцам, составляли 25 % населения, в том числе около 22 % — русские. Формирование гражданской (или политической) нации предполагало стандартную схему — этническое ядро (украинцы), дающее название государству, и национальные группы и меньшинства, объединяющиеся вокруг этого ядра в гражданскую нацию. Поскольку этническое ядро само пребывало в стадии обретения национального самосознания, процесс возглавили бюрократические элиты, для которых построение гражданской нации было не столько вопросом реализации принципа исторической справедливости (который был достаточно опасен), сколько делом их собственной легитимации и самосохранения. Отсюда — имитационный и декларативный характер многих действий власти, направленных на формирование гражданской нации, и в то же время — умеренность и крайняя осторожность ее действий в этой области, выдаваемые некоторыми ее представителями и идеологами за мудрость и взвешенность.
Наиболее показательным примером решения вопроса о построении гражданской нации на уровне идеологическом может быть Конституция Украины 1996 г. Она содержала в себе ряд обтекаемых формулировок, которые позволили избежать употребления слова «нация» относительно всей совокупности граждан Украины — вместо этого был применен термин «украинский народ». Словосочетание «украинская нация» упоминается в Конституции один раз по отношению к этническим украинцам. Они же называются там «украинским народом». Весьма своеобразными выглядят формулировки о государственном языке и языках национальных меньшинств. Согласно Конституции государственным является украинский язык. При этом основной закон гарантирует «свободное развитие, использование и защиту русского, других языков национальных меньшинств в Украине». Особое упоминание о русском и одновременное уравнивание его с языками национальных меньшинств создало массу разночтений и неоднократные попытки конституировать русский язык или как второй государственный, или как региональный с его внедрением в государственное делопроизводство и т. и. В декабре 1999 г. даже понадобилось отдельное постановление Конституционного суда, пояснившее, что украинский язык является обязательным к употреблению как язык официального общения на всей территории Украины во всех государственных учреждениях.
При всем этом этнические украинцы и их культура и далее оставались в положении бедных родственников в государстве, где они, согласно языку официальных документов, играли «государствообразующую роль». В середине 1990-х гг. из 461 названия периодических изданий общий тираж украиноязычных составлял 34,7 %, тираж украиноязычных газет составлял 29,5 % от общего количества, в библиотеках 37 % книжных фондов составляли книги на украинском языке.
Можно сказать, что в 1990-е гг. проект создания гражданской украинской нации был сформулирован в самых общих чертах. Его реализация только начиналась, и в этом процессе было гораздо больше вопросов, чем ответов, причем вопросы формулировала сама жизнь, а ответы приходилось искать политикам и государственным чиновникам, иногда от реальной жизни весьма далеким. Украинизация этнических украинцев была достаточно успешной, о чем свидетельствовали результаты переписи 2001 г., согласно которой доля этнических украинцев в составе населения возросла по сравнению с переписью 1989 г. на 5 % и достигла 77,8 %. Интеграция национальных меньшинств в политическую нацию оставалась делом будущего — в Крыму чрезвычайно острой оставалась проблема реализации культурно-национальных прав крымских татар и этнических украинцев, на востоке страны периодически (и в основном в связи с политической конъюнктурой) вставал вопрос о статусе русского языка и правах русскоязычного населения. При этом культура «государствообразующей» нации была еще достаточно архаична и не имела достаточного потенциала, чтобы определять культурную идентичность формирующейся политической нации, она сама еще находилась в состоянии модернизации. Культура русскоязычного населения не представляла собою целостного и самостоятельного явления. Помимо того, что они периодически вступали в реальный или искусственно раздуваемый политиками конфликт, эти культуры в 1990-е гг. стали также объектами агрессии транснациональной масс-культуры, что в свою очередь крайне осложнило формирование общей культуры новой политической нации.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Продолжение на ЛитРес
Читайте также
6. Расстановка сил: кто такие «белые», кто такие «красные»?
6. Расстановка сил: кто такие «белые», кто такие «красные»? Наиболее устойчивым стереотипом в отношении Гражданской войны в России является противостояние «белых» и «красных» — войск, лидеров, идеи, политической платформы. Выше мы рассмотрели проблемы установления
«Чего хотят сии злодеи?»
«Чего хотят сии злодеи?» Каков век? Н. М. Карамзин В июне 1819 г. вспыхнуло восстание поселян в Чугуеве, подавленное с необычной даже по аракчеевским меркам жестокостью: 2000 арестованных, 275 человек, приговоренных к 12 тыс. ударов шпицрутенами (по другим данным — 204 человека),
8.16. Хотят ли немцы воевать? И кто такие «буфди»?
8.16. Хотят ли немцы воевать? И кто такие «буфди»? Как служат немецкие юноши в армии и что она собой представляет?На протяжении многих веков в Германии господствовал дух милитаризма, стремление к войнам. Есть знаменитое стихотворение Гёте – Kennst du das Land, wo die Zitronen bl?hen? («Знаешь
Проблемы бедности и проблемы коррупции в Китае
Проблемы бедности и проблемы коррупции в Китае Китай остается все еще очень бедной страной, и средняя заработная плата рабочих, служащих, инженеров или учителей в Китае примерно в 10 раз ниже, чем в США или в Японии. По доходам на душу населения Китай вышел в 2010 году на
1.4. Процесс формирования современной словацкой нации
1.4. Процесс формирования современной словацкой нации Революция 1848—1849 гг., в которой политические лидеры словацкого национального движения во главе добровольческого корпуса встали на сторону венского двора — против пештского правительства, знаменовала сдвиг в
3. Украинцы-трипольцы, или Насколько украинцы «тормознутый» народ
3. Украинцы-трипольцы, или Насколько украинцы «тормознутый» народ В гиперпатриотическом видении происхождения украинцев пересекаются две проблемы: генетическая и лингвистическая, которые путаются многими авторами, исследующими украинский этногенез[19]. Здесь
3. Украинцы-трипольцы, или Насколько украинцы «тормознутый» народ
3. Украинцы-трипольцы, или Насколько украинцы «тормознутый» народ В гиперпатриотическом видении происхождения украинцев пересекаются две проблемы: генетическая и лингвистическая, которые путаются многими авторами, исследующими украинский этногенез[19]. Здесь
Кто такие украинцы и чего они хотят: проблемы формирования нации
Кто такие украинцы и чего они хотят: проблемы формирования нации «Кто такие украинцы и чего они хотят» — так называлась брошюра, изданная Михайлом Грушевским в 1917 г. В ней он пытался пояснить стремление украинского движения к созданию собственного государства. Пояснить,
VIII.8. Эстония как плацдарм иностранной интервенции и гражданской войны против Советской России. Условия и проблемы формирования белой северо-западной армии
VIII.8. Эстония как плацдарм иностранной интервенции и гражданской войны против Советской России. Условия и проблемы формирования белой северо-западной армии У истоков белого движения на северо-западе России стояли немцы. А исходным пунктом формирования этого движения
Этносы и нации: преемственность явлений и проблемы «актуального средневековья»
Этносы и нации: преемственность явлений и проблемы «актуального средневековья» Настоящая монография стала итогом работы общероссийской конференции медиевистов, организованной Оргкомитетом научной группы «Власть и общество» при кафедре истории средних веков и
4. Аспекты формирования нации
4. Аспекты формирования нации В тесной связи с кризисом символизма Москвы находится отсутствие собственно национальной составляющей в нынешней российской столице, что во многом связано с незавершенностью процессов строительства нации.Многие историки и социологи
К деревенской бедноте. Объяснение для крестьян, чего хотят социал-демократы
К деревенской бедноте. Объяснение для крестьян, чего хотят социал-демократы <60>Написано в первой половине марта 1903 г.Напечатано в мае 1903 г. отдельной брошюрой, изданной в Женеве «Заграничной лигой русской революционной социал-демократии»Печатается по тексту
2. Чего хотят социал-демократы?
2. Чего хотят социал-демократы? Русские социал-демократы добиваются прежде всего политической свободы. А свобода нужна им для широкого, открытого соединения всех русских рабочих в борьбе за новое, лучшее социалистическое устройство общества.Что такое политическая
Чего хотят и чего боятся наши либеральные буржуа?
Чего хотят и чего боятся наши либеральные буржуа? У нас в России политическое воспитание народа и интеллигенции совсем еще ничтожно. У нас ясные политические убеждения и твердые партийные воззрения совсем еще почти не выработаны. У нас слишком легко берут на веру любой