Моему лучшему другу Сандро-Поздравление в День его Рождения! &nbs.
В зимний день рождения для Саши (Сандро5) стихи Ирины Самариной в подарок С днем рождения тебя, С.
—Музыкальный плеер
—Стена
—Поиск по дневнику
—Статистика
Красный сарафан (романс)
Красный сарафан (романс)
«Красный сарафан»
— известная русская песня; автор стихов — Н. Г. Цыганов, композитор А. Е. Варламов.
Предположительный год создания и стихотворного текста, и музыки — 1832 г., первая публикация — в первом же песенном сборнике А. Варламова «Музыкальный альбом на 1833 год», куда вошло девять песен и романсов; по другим источникам, музыка была написала 1833 году; первая публикация — 1834 г..
Место рождения песни: Москва.
Хотя песня имеет авторство, она очень часто позиционируется как народная, а исполнители используют различные ее варианты; некоторые устаревшие слова постепенно заменились на более современные литературные (родимушка — родимая и т. д.).
Автор стихов
Поэт Николай Григорьевич Цыганов (1797—1832 или ).1800 −1833, возможно 1797—1831 своим современникам был более известен как драматический актер.
Поначалу он был актером в Саратове, затем поступил в московскую императорскую группу. Одновременно с актерской деятельностью Николай Цыганов писал и издавал свои стихи.
А кроме того, часто и сочинял мелодию к своим стихам. Обычно он сам был и первым исполнителем их, аккомпанируя себе на гитаре.
Николай Григорьевич Цыганов был участником кружка любителей пения при Малом театре.
Многие тексты Цыганова не сохранились: возможно, среди песен, чье авторство не установлено, есть песни Цыганова.
Композитор
В 1831 или 1932 году А.Варламов был переведен из Петербурга на службу в Москву — он поступил в Московскую императорскую театральную труппу помощником капельмейстера и «композитором музыки».
Очень часто он становился сам первым исполнителем собственных произведений.
Песня
Песня «Красный сарафан» написана в стиле русских народных песен. Такая стилистика была свойственна этому времени — шло становление русского искусства, и народные мотивы плавно и органично входили в структуру общей европейской культуры.
Это было время, когда стала активно развиваться русская национальная культура. Россия к 19 веку прочно вошла в европейский культурный мир, развивая собственные науки и искусства: литературу, театр, музыку, живопись…
Московская императорская труппа в те годы стала уделять много внимания национальному реальному колориту — это были первые шаги реализма в искусстве, и настоящие, живые народные мотивы — не только русские, но и вообще реальные — занимали всё большее место в творчестве.
Это относилось и к музыкальной культуре. Если Петербургская императорская труппа как приближенная к императорскому двору и свите больше соответствовала официозу, то Московская труппа, хоть и принадлежала той же императорской казне, все более отвечала народным устремлениям.
Работать в Петербургской императорской труппе, в приближении к императорскому дому, считалось престижнее.
Зато удаленная от официоза Московская труппа, имея те же льготы и государственные финансы (только финансов Московская труппа получала значительно меньше, чем Петербургская; правда, она и сама была значительно меньше, располагаясь лишь в двух театра – Большом и Малом), развивала песню задушевную, русскую лирическую песню.
Московская труппа в те годы стала генератором популярных песен; песни сочинялись и для концертов, и для постановок на сценах Большого и Малого театров (и драматические произведения и концерты шли тогда и на сцене Малого театра и Большого) — среди этих песен «Вниз по Волге-реке» А. Шаховского (1832) и «Когда-то жил в Англии царь удалой» Ф. Кони (1838).
Множество песен написал и артист Николай Цыганов. Среди этих песен был и «Красный сарафан», созданный предположительно в 1832 году. В это время А. Варламов начал активную работу в Московской труппе и положил стихи Н. Цыганова на музыку. Была ли эта песня сочинена к спектаклю или к концерту, а также кто стал первым ее исполнителем, — увы, неизвестно.
Песня соответствует русским народным мотивам о женской доле. Построена как разговор дочери-невесты, которой предстоит идти замуж в чужую семью, с матерью.
Первая публикация относится к 1834 году, издание «Русские песни Н. Цыганова», М. 1834 г., № 16. Заглавия не значилось, стихотворение называлось по первой строчке, а вот песня стала именоваться «Красный сарафан».
Песня сразу запомнилась московским зрителям, и те запели ее — как запомнили. Вскоре песня «Красный сарафон» приобрела немалую известность и вышла за пределы Москвы, ее стали распевать по городам и весям и она стала одной из самых популярных русских песен.
Песня входила в издаваемые сборники-песенники. Ее стали включать в своей репертуар многие именитые певцы.
Из сб.: Антология русской песни / Сост., предисл. и коммент. Виктора Калугина. М.: Изд-во Эксмо, 2005: «Эта песня Цыганова получила, по словам Бориса Асафьева, «мировую известность».
Композитор Николай Титов, которого Глинка и Даргомыжский называли «дедушкой русского романса», в своих воспоминаниях отмечал, что «Красный сарафан» «произвел фурор», по своей популярности с ним мог сравниться только «Соловей» Дельвига — Алябьева».
Музыкальная энциклопедия: «…знаменитый „Красный сарафан“ пелся „всеми сословиями — и в гостиной вельможи, и в курной избе мужика“, и даже был запечатлен в русском лубке».
Песня «Красный сарафан» до сих пор по-прежнему известна и много исполняется новыми поколениями певцов.
Прослушать в разных исполнениях:
Авторский текст
Ныне песня известна в разных текстовых вариантах. Вот первоначальный авторский текст:
«Не шей ты мне, матушка, Красный сарафан, Не входи, родимушка, Попусту в изъян!
Рано мою косыньку На две расплетать! Прикажи мне русую В ленту убирать!
Пущай, не покрытая Шелковой фатой, Очи молодецкие Веселит собой!
То ли житье девичье, Чтоб его менять, Торопиться замужем Охать да вздыхать?
Золотая волюшка Мне милей всего! Не хочу я с волюшкой В свете ничего!»
— «Дитя мое, дитятко, Дочка милая! Головка победная, Неразумная!
Не век тебе пташечкой Звонко распевать, Легкокрылой бабочкой По цветкам порхать!
А мы и при старости Себя веселим: Младость вспоминаючи, На детей глядим;
Александр Варламов. Имя этого выдающегося композитора хорошо известно любителям классической музыки не только в нашем отечестве, но и за его пределами. Его называют блистательным мастером и основоположником русского романса . Вокальные миниатюры талантливого музыканта, созданные в позапрошлом веке, обладают такой искренностью и чарующей прелестью, что с необычайной силой притягивают слушателей и в настоящее время. Все знаменитые романсы талантливого маэстро перечислить невозможно, но список его популярных произведений по праву должен возглавить «Красный сарафан», который называют жемчужиной вокальной лирики.
Историю создания романса «Красный сарафан», а также интересные факты, текст и содержание композиции читайте на нашей странице.
Краткая история
В нынешнее время никто не может назвать точную дату, когда из-под пера Александра Варламова вышел знаменитый романс «Красный сарафан». Искусствоведы только предположительно указывают на творческий период, который охватывает 1832-1833 годы.
К тому времени композитор, пересёкший свой тридцатилетний рубеж, успел пройти обучение в Придворной капелле в Санкт-Петербурге, где своими незаурядными вокальными данными и яркой музыкальной одарённостью поразил директора учреждения, выдающегося композитора Дмитрия Степановича Бортнянского. Затем по рекомендации своего любимого наставника он уехал в Нидерланды, на работу в должности регента хора в русской посольской церкви, а по истечении четырёх лет, в силу определённых обстоятельств, вернулся в Санкт-Петербург, который принял его не очень радушно.
Чтобы зарабатывать на жизнь Александру Егоровичу с большим трудом удалось устроиться преподавателем пения в Театральную школу, но помимо того давать частные уроки в домах аристократов и подрабатывать обучением певчих Семёновского и Преображенского полка. Постоянное места работы в Придворной певческой капелле, в качестве преподавателя пения, Варламову удалось получить лишь спустя шесть лет после возвращения на родину, то есть в начале 1829 года. Впрочем, данная работа, в основном основанная на духовной музыке, уже не вполне устраивала Александра Егоровича. Он в своём творчестве стал склоняться в сторону светского музыкального искусства, и как результат такого стремления талантливый музыкант дал первый на родине концерт, прошедший в Филармоническом обществе, на котором выступил, дирижируя симфоническими и хоровыми произведениями.
И всё же вскоре по совету друзей Варламов принял важное решение: оставить Петербург и переехать в Москву для работы помощником капельмейстера в Императорской театральной труппе. Новая обстановка Варламову сразу пришлась по душе. Он познакомился с такими ярко одарёнными людьми как Михаил Щепкин, Павел Мочалов, Александр Гурилев и Алексей Верстовский. Среди новых приятелей Александр Егорович особенно выделял актёра и поэта Николая Цыганова – человека откровенного, добродушного и чрезвычайно талантливого. Николай Григорьевич писал стихи, сочинял к ним мелодии и сам душевно их исполнял под гитарный аккомпанемент. Между композитором и актёром поэтом завязались тёплые дружеские отношения, и результатом такого творческого товарищества в 1832 или же 1833 году явился знаменитый романс «Красный сарафан». Данная вокальная миниатюра после премьерного исполнения очень быстро облетела всю Россию. Её запели и в великосветских салонах, и в крестьянских избах. Великая Полина Виардо «Красный сарафан» исполняла на каждом своём концерте, а Николай Васильевич Гоголь заставил напевать его мотив своего «приглуповатого» Хлестакова. Популярность композиции стала такова, что через год её напечатали, а впоследствии знаменитый романс стал входить практически во все издаваемые сборники песен.
Интересные факты
Содержание и текст романса «Красный сарафан»
«Красный сарафан». Этот романс, написанный в стиле русской народной песни, можно с уверенностью отнести к композициям, в которых повествуется о женской доле. Положенный в её основу поэтический текст, построен в виде диалога матери и её дочери, которую собираются выдать замуж. Девушка просит «родимушку» не лишать её воли, не шить красный сарафан (одежду, которую одевали на невесту после венчания), а также не торопиться одну косу делить на две (на Руси замужние женщины заплетали две косы и затем укладывали их вокруг головы). Дочь умоляет матушку не торопиться с её замужеством, так как свободная вольная жизнь девушке милей всего. Тем не менее мать старается уговорить свою дочь и объясняет ей, что в замужней жизни есть свои счастливые моменты, например, появятся детки, которые будут приносить большую радость.
Наполненная искренностью композиция, близкая по настроению к народной песне и отличающаяся особой выразительностью, написана в тональности Соль мажор и двухдольном тактовом размере. Она заключена в своеобразную куплетную форму и начинается с неторопливого лирического вступления. Далее следуют пять строф, в которых повествование следует от лица доченьки. Каждый такой куплет представляет собой восьмитактовый период, мелодическая линия которого начинается со скачка на сексту, а затем плавно опускается вниз. В шестой и седьмой строфе мотив и характер композиции меняется, так как в диалог вступает мать девушки. Тональность меняется на параллельный ми минор, а в мелодии появляются скачки на септиму, сексту, квинту и кварту. Восьмой и девятые куплеты можно обозначить в композиции, как кульминационные. Мелодия здесь вновь меняется, однако тематический материал продолжает звучать в ми миноре. В десятом куплете вновь возвращается первоначальная тема, а вместе с ней и мажорная тональность. Далее следует мелодия вступления, которая придаёт всей композиции определённую завершённость.
«Красный сарафан». Эта вокальная миниатюра, созданная Александром Варламовым почти двести лет назад, и сегодня пленяет слушателей выразительностью своей мелодии и искренностью переданного в нём чувства. Как и в былые времена, она пользуется редкостной популярностью и потому часто звучит в концертных залах в исполнении именитых певцов.
«Красный сарафан» — известная русская песня, визитная карточка России. Музыку, столь пленившую иностранцев и покорившую не одно сердце, написал Александр Егорович Варламов (1801-1848), ученик Дмитрия Степановича Бортнянского (1751-1825), директора Придворной певческой капеллы в Санкт-Петербурге.
Наряду с Александром Алябьевым и Александром Гурилёвым составил основную тройку композиторов русского романса доглинковского периода.
Предположительно музыка для «Красного сарафана» была написана в 1832 г., в Москве. Уже после того, как Варламов сюда переехал из Санкт-Петербурга и получил должность помощника капельмейстера, а затем и «композитора музыки» при Императорских московских театрах.
Первая публикация — в песенном сборнике А.Варламова «Музыкальный альбом на 1833 год», куда вошло девять песен и романсов. Полное название — «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан». Автор слов — русский драматический актёр и поэт Николай Григорьевич Цыганов (1797-1832).
Эта песня получила, по словам академика АН СССР Б.В.Асафьева, «мировую известность». Композитор Николай Титов, которого М.И.Глинка и А.С.Даргомыжский называли «дедушкой русского романса», в своих воспоминаниях отмечал, что «Красный сарафан» произвел фурор, по своей популярности с ним мог сравниться только «Соловей» А.А.Дельвига — А.А.Алябьева.
Полный текст: http://a-pesni.org/popular20/nechej.htm
Впоследствии мелодия «Красного сарафана» была использована другими музыкантами: польским скрипачом и композитором Генриком Венявским (1835-1880) в вариациях для скрипки с оркестром «Souvenir de Moscou» (вместе с другой песней Варламова — «Оседлаю коня»), австрийским композитором Сигизмундом Тальбергом (1812-1871) в фортепианной «Фантазии на русские темы», а также русским композитором и виолончелистом, директором Санкт-Петербургской консерватории Карлом Юльевичем Давыдовым (1838-1889) — в переложении для виолончели.
— В ноябре 2018 г. решил создать свою версию «Красного сарафана», заменив старинный текст Н.Г.Цыганова на слова Сергея Есенина. Используя свой метод поэтической инкрустации, создал новый вариант, который стилистически и драматургически отличается от оригинала, но сохраняет и раскрывает глубину и красоту русской музыки и слова.
Текст составлен из несколько переработанных фрагментов двух стихотворений Сергея Есенина: «Кручина» (1914) и «Троица» (1914). Они были опубликованы в первом прижизненном сборнике Есенина «Радуница», который вышел в Петрограде в январе 1916 г. в издательстве М.В.Аверьянова. И размещены там на соседних страницах.
Причём в моём варианте мистически оказались в перекрёстном виде: 1-я строфа «Кручины» и 1-я строфа «Троицы», 2-я строфа «Кручины» и 2-я строфа «Троицы», затем изменённая финальная строфа «Кручины».
Новому произведению дал название «Девушка-царевна».
ДЕВУШКА-ЦАРЕВНА муз. Александр Варламов, сл. Сергей Есенин
Зашумели над затоном тихо тростники. Плачет девушка-царевна у лесной реки.
Троицыно утро, утренний канон, В роще по берёзкам белый перезвон.
— Погадала красна девица в Троицын семик. Расплела волна венок из белых повилик.
Тянется деревня с праздничного сна, В благовесте ветра хмельная весна.
В перезвоне буйна ветра хмельная весна.
— Девушка-царевна ходит вся грустна, И играет пеной быстрая волна. И играет нежной пеной быстрая волна.
Музыкальную основу составил самый известный и популярный инструментальный вариант (Der Rote Sarafan) из альбома «Russland» (1972), созданный Оркестром под управлением знаменитого немецкого дирижёра Джеймса Ласта (1929-2015).
«Красный сарафан» — известная русская песня, визитная карточка России. Музыку, столь пленившую иностранцев и покорившую не одно сердце, написал Александр Егорович Варламов (1801-1848), ученик Дмитрия Степановича Бортнянского (1751-1825), директора Придворной певческой капеллы в Санкт-Петербурге.
Наряду с Александром Алябьевым и Александром Гурилёвым составил основную тройку композиторов русского романса доглинковского периода.
Предположительно музыка для «Красного сарафана» была написана в 1832 г., в Москве. Уже после того, как Варламов сюда переехал из Санкт-Петербурга и получил должность помощника капельмейстера, а затем и «композитора музыки» при Императорских московских театрах.
Первая публикация — в песенном сборнике А.Варламова «Музыкальный альбом на 1833 год», куда вошло девять песен и романсов. Полное название — «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан». Автор слов — русский драматический актёр и поэт Николай Григорьевич Цыганов (1797-1832).
Эта песня получила, по словам академика АН СССР Б.В.Асафьева, «мировую известность». Композитор Николай Титов, которого М.И.Глинка и А.С.Даргомыжский называли «дедушкой русского романса», в своих воспоминаниях отмечал, что «Красный сарафан» произвел фурор, по своей популярности с ним мог сравниться только «Соловей» А.А.Дельвига — А.А.Алябьева.
Полный текст: http://a-pesni.org/popular20/nechej.htm
Впоследствии мелодия «Красного сарафана» была использована другими музыкантами: польским скрипачом и композитором Генриком Венявским (1835-1880) в вариациях для скрипки с оркестром «Souvenir de Moscou» (вместе с другой песней Варламова — «Оседлаю коня»), австрийским композитором Сигизмундом Тальбергом (1812-1871) в фортепианной «Фантазии на русские темы», а также русским композитором и виолончелистом, директором Санкт-Петербургской консерватории Карлом Юльевичем Давыдовым (1838-1889) — в переложении для виолончели.
— В ноябре 2018 г. решил создать свою версию «Красного сарафана», заменив старинный текст Н.Г.Цыганова на слова Сергея Есенина. Используя свой метод поэтической инкрустации, создал новый вариант, который стилистически и драматургически отличается от оригинала, но сохраняет и раскрывает глубину и красоту русской музыки и слова.
Текст составлен из несколько переработанных фрагментов двух стихотворений Сергея Есенина: «Кручина» (1914) и «Троица» (1914). Они были опубликованы в первом прижизненном сборнике Есенина «Радуница», который вышел в Петрограде в январе 1916 г. в издательстве М.В.Аверьянова. И размещены там на соседних страницах.
Причём в моём варианте мистически оказались в перекрёстном виде: 1-я строфа «Кручины» и 1-я строфа «Троицы», 2-я строфа «Кручины» и 2-я строфа «Троицы», затем изменённая финальная строфа «Кручины».
Новому произведению дал название «Девушка-царевна».
ДЕВУШКА-ЦАРЕВНА муз. Александр Варламов, сл. Сергей Есенин
Зашумели над затоном тихо тростники. Плачет девушка-царевна у лесной реки.
Троицыно утро, утренний канон, В роще по берёзкам белый перезвон.
— Погадала красна девица в Троицын семик. Расплела волна венок из белых повилик.
Тянется деревня с праздничного сна, В благовесте ветра хмельная весна.
В перезвоне буйна ветра хмельная весна.
— Девушка-царевна ходит вся грустна, И играет пеной быстрая волна. И играет нежной пеной быстрая волна.
Музыкальную основу составил самый известный и популярный инструментальный вариант (Der Rote Sarafan) из альбома «Russland» (1972), созданный Оркестром под управлением знаменитого немецкого дирижёра Джеймса Ласта (1929-2015).
«Не шей ты мне, матушка, красный сарафан…». Комическая семантика женского костюма в «Барышне-крестьянке»
В исследованиях о «Повестях Белкина» неоднократно отмечалась роль маскарадных мотивов «Барышни-крестьянки». Однако подробный анализ семантики костюма в этой новелле не проводился. Не претендуя на исчерпывающее объяснение костюмных реалий и их значения в новелле, мы постараемся проследить их театрально-пародийную семантику, рассчитанную на читателя 1830-х годов.
ТАК ЛИ ЧОПОРНА МИСС ЖАКСОН?
КРЕСТЬЯНСКИЕ АКСЕССУАРЫ И РЕАЛЬНЫЕ КРЕСТЬЯНКИ
Переодевание Лизы совершается дважды. Второе перевоплощение – в двойника мисс Жаксон – мы уже прокомментировали; остается ее преображение в крестьянку. К этому маскараду Лизы читатели, как правило, относятся совершенно некритично. Между тем характер его далеко не является однозначным.
Начнем с материалов, из которых Лиза шьет себе костюм. На сарафан она приобретает «синей китайки и медных пуговок». Китайка – хлопчатобумажная ткань, в крестьянском хозяйстве не производившаяся; ее, как и медные пуговицы, можно было достать только на базаре за наличные деньги. Барщинные крестьяне, а также значительное количество тех, кто платил оброк натуральными продуктами, почти никогда не имели наличных. В этом смысле Лиза поступает правильно, назвавшись дочерью кузнеца. Кузнецы были зажиточны, поскольку обслуживали все сословия, подковывая лошадей, и получали за это деньги. Кузнец мог себе позволить нарядить дочь в синюю китайку, дорогой по крестьянским меркам материал (крестьяне массово нарядятся в яркие цвета только несколько десятилетий спустя, после изобретения дешевых анилиновых красителей). Дочь общинного землепашца сшила бы себе одежду из пестряди или поскони. Затрапез, дешевая отечественная ткань фабричного производства, появился позднее, в 1840-х годах, и, видимо, был столь дурного качества, что одежда из него сразу же стала восприниматься как унизительная: уже в «Записках охотника» («Ермолай и мельничиха») провинившуюся горничную барин одевает в затрапез.
Самыми ранними датированными изображениями сарафана в виде безрукавного платья на бретельках являются картины М. Шибанова «Крестьянский обед» (1774) и «Сговор» (1777). По-видимому, они наиболее достоверны из всех ранних изображений сарафана в живописи. Эти изображения имеют ряд важных особенностей:
речь идет не о крестьянах вообще, а о суздальских крестьянах; наряды женщин явно праздничные, а не повседневные;
у всех женщин, одежда которых хорошо видна, верхняя часть сарафана скрыта под епанечкой (как бы вторым укороченным сарафаном), что соответствует древнерусским представлениям о приличии (контуры груди не должны быть видны). В наряд Лизы – и костюмированных крестьянок Венецианова – епанечка не входит.
Кроме того, вопреки надписи, на картине «Сговор» явно изображена не крестьянская, а купеческая среда: на картине интерьер не избы, а городского дома, на переднем плане сидит юноша в европеизированном кафтане.
«У нас на выезде из села было два колодца, вода преотменная, родниковая, холодная. Мужики, выезжая в поле, завсегда ею пользовались. Так он [чудаковатый барин] приказал над каждым колодцем по деревянной девке поставить, как есть одетые в кумашные сарафаны, подпоясаны золотым позументом, только босые; одной ногой стоит на колодце, а другую подняла, ровно прыгнуть хочет. Ну, всяк, кто ни едет, и конный, и пеший, остановится и заглядится. Только крестьяне-то воду из колодцев брать перестали; говорят, что непригоже».
Во-первых, скульптуры, поставленные барином, забавно повторяют образы крестьянок с картин Венецианова, написанных двадцатью годами позднее, особенно «Весны». Удивительного тут ничего нет: Венецианов подделывался под уже сложившееся стилизованное, барское представление р народности.
Во-вторых, взгляд крестьянина реалистичен – сомнительно, что девушка, обладающая кумачным сарафаном с золотым позументом, выйдет босая. Надев праздничный наряд, она бы обулась хотя бы в лапти.
В-третьих, помещик, несомненно, думал угодить своим крестьянам, но они восприняли его «инсталляцию» как издевательство.
Необходимо вспомнить также то, что у Аксакова действие происходит на юге России, где сарафанов обычно не носили.
Пушкин писал «Барышню-крестьянку» тогда, когда картины Венецианова уже были широко известны. Лиза явно колеблется между образами босой крестьянки-Весны и обутой крестьянки-Лета, но практические соображения заставляют ее сделать выбор в пользу второй. Здесь проявляется чисто пушкинская ирония над стилизаторскими потугами русского дворянства.
Анализ живописных изображений сарафана XVIII века приводит к осознанию проблематичности их интерпретации. Большинство их либо откровенно маскарадны, либо изображают не крестьянок, а купчих, либо не повседневную одежду, а праздничную. На историческом полотне П. Лосенко «Владимир и Рогнеда» (1770) в правом нижнем углу изображена служанка в том, что Кирсанова интерпретирует как сарафан, к тому же нарисованный с натуры 25 ; в действительности же это довольно грубая имитация античной туники с капюшоном и обилием драпировок. Одежда же Рогнеды стилизована под костюм ренессансной Италии. Эффект «русскости» достигается у Лосенко главным образом головными уборами.
Достаточно интересен «Портрет Агаши Левицкой» (дочери автора) 1785 года. Он тоже маскараден, чрезмерно, избыточно: богатые ткани, глубокий вырез рубашки, пышные кисейные рукава до локтя. Однако поверх синего сарафана на девочке надета ярко-красная епанечка, как на реальных крестьянках или купчихах Шибанова. Правда, в этом случае епанечка кокетливо расстегнута почти до самого верха. Сочетание цветов заставляет вспомнить лазоревый сарафан с красным верхом для шутихи Манки. Все сарафаны XVIII – XIX веков скроены из одного куска материи. Возможно, до XVIII века епанечка была частью сарафана, крепившейся к нему, и лишь позднее развилась в отдельный предмет одежды.
Итак, резюмируем наблюдения над живописью и литературой.
1) Сарафан – не древнерусская одежда, а сравнительно позднее изобретение, возникшее не ранее XVII века. То, что современный язык обозначает словом «сарафан», появилось еще позднее – в XVIII веке.
2) Первоначально сарафан носили только в северных губерниях; сверху он прикрывался епанечкой; воспринимался как праздничная одежда. Даже в первой половине XIX века сарафаны в крестьянской среде были достаточно редки.
3) Тем не менее в глазах дворянства эпохи сентиментализма именно сарафан сделался эмблемой русскости/ народности /крестьянства.
САРАФАН В ЛУБКЕ. СМЕХОВЫЕ КОННОТАЦИИ
Второй случай – гравюра «Мыши кота погребают», которую Ровинский идентифицирует как старообрядческую сатиру на Петра I и его приближенных (и следовательно, можно датировать ее второй половиной 1720-х годов или несколько позднее). В группе мышей во главе погребальной процессии присутствует «мышь с Рязани сива в сарафане синем». Ровинский видит в ней карикатуру на Стефана Яворского, рязанского митрополита, – он показывает, что образ каждой мыши пародирует конкретное лицо. Разумеется, рясу митрополита раскольники-беспоповцы могли в насмешку назвать сарафаном. Но нас сейчас интересует не историческое содержание сатиры, а то, что текст на рисунке буквально повторяет подпись «Медведя с козою», с заменой «козы» на «мышь с Рязани».
Анализ конкретных упоминаний синего сарафана приводит к неожиданным результатам. Лазоревый, то есть синий, сарафан получила царская шутиха в 1633 году. В синие сарафаны одеты актер-коза и карикатурная мышь в XVIII веке. Даже Тургенев в середине XIX века выбирает, прямо скажем, необычную героиню для того, чтобы нарядить ее в синий сарафан, – лилипутку Аннушку, загадочную родственницу не менее загадочного Касьяна, тоже лилипута, то ли колдуна, то ли юродивого.
Такое впечатление, что синий сарафан сознательно или бессознательно связывается с маскарадом и шутовством. Примечательно, что художники-народопоклонники от XVIII века до Венецианова по какой-то причине избегают изображений синего сарафана («Портрет Агаши Левицкой» – одно из крайне редких исключений). Преобладают красные сарафаны; у Шибанова – розовых и пастельных тонов; у Венецианова встречаются лерные. Подробнее о причине неприязни сентиментализма к синему цвету мы поговорим ниже. Сейчас же заметим, что синий сарафан Лизы, решившей поиграть в крестьянку, вполне встраивается в смеховой ряд. В отличие от придворных дам в костюмах «а-ля рюсс», она с юмором относится к своей затее, которая кажется ей не более чем шуткой, – до возникновения серьезного чувства к Берестову.
Итак, восприятие сарафана современниками Пушкина было неоднозначно. Для дворян он представлялся чуть ли не главным элементом народного костюма и ассоциировался с допетровской эпохой. Эту ошибку популяризовал Карамзин, одев заглавную героиню повести «Наталья, боярская дочь» в сарафан, – повесть эту читает вдвоем с Алексеем Лиза, одетая в сарафан же, что составляет забавное удвоение.
Но объект розыгрыша Лизы не представитель народа, а юный дворянин, недавно приехавший из города и крестьянок до этого времени не видавший. На это почему-то не обращают внимания исследователи, когда задаются вопросом, как Лизе удалось обмануть Алексея. Он, конечно, присутствовал перед тем на гулянье дворовых, но дворовые в «Барышне-крестьянке» – жеманницы, смешно подражающие господам, и, хотя он гонялся за ними, показывая удаль, ни одна из них ему всерьез не приглянулась, хотя они-то как раз были настоящие крестьянки. Лиза безошибочно выбрала момент для своей проделки. Алексей наткнулся в лесу именно на такую «поселянку», которую ожидал встретить, исходя из виденных им произведений популярных живописцев и театральных представлений «из народной жизни».
Однако для читателей «Повестей Белкина», по преимуществу образованных дворян, синий сарафан Лизы имел и другие коннотации.
СОВСЕМ НЕ КРЕСТЬЯНСКИЕ МОТИВЫ
Мода на «русскость» зачастую была не столько добровольной, сколько добровольно-принудительной, – начиная с Екатерины II государи старались сделать ее официальной. Второе издание «Повестей Белкина» в 1834 году, возможно, вызвало гомерический хохот в нелитературной среде, ибо как раз в это время Николай ввел «дамские мундиры» – очередную вариацию на тему сарафана; впрочем, они были не синие, а малиновые и зеленые. Однако «русский костюм» и раньше пытались сделать официальным. Уже при Екатерине он стал обязательным для фрейлин. Картины эпохи Павла I показывают, что фрейлины тогда носили сарафаноподобные синие платья и кокошники.
Синий цвет вообще в глазах образованных сословий связывался с официозом: «Сфера применения синего цвета была довольно ограниченна. Чаще его можно увидеть в форменной одежде, чем в модной.
Таким образом, для дворянского читателя Лизин сарафан несет и еще одну смысловую нагрузку: он ассоциируется с искусственно насаждаемым придворным костюмом.
Характер изображения рубашки и сарафана на картине Брюллова чрезвычайно напоминает его же «Полдень», где представлена уже настоящая итальянка, правда, не в сарафане, а в лифе, поскольку она современница художника. Коричневый цвет сарафана Светланы – откровенно итальянское заимствование, так как в традиционной русской культуре он не принадлежал к числу любимых и использовался только от бедности, когда одежду было нечем выкрасить, кроме луковой шелухи. Княжеская дочь ни за что не оделась бы в коричневое. Но итальянская живопись показывает, что в ренессансной Италии коричневый цвет был обычным в одежде всех сословий, в том числе высших.
Судя по трансформации, которой подвергается сарафан у Аргунова и Левицкого, оба имели перед глазами итальянские образцы, диктующие облегающий покрой и появление декольте.
И наконец, Лиза в белом платье, но без грима, сохранившая свое естественное лицо, – это ожидаемый Пушкиным прекрасный перевод Шекспира, который мог бы примирить классицистов и романтиков и заставить русского читателя оценить шекспировскую драматургию. Тогда конфликт Берестовых и Муромских прочитывается не только как вражда Монтекки и Капулетти (для Пушкина и его современников они – Монтаги и Капулеты), но и как спор классицистов и романтиков вокруг Шекспира, который может разрешить только настоящая любовь.
Алексей, представитель молодого поколения, уже с удовольствием поигрывает в романтизм, надев на палец черное кольцо (дальше этого дело не идет). Он обладает достаточной гибкостью для восприятия новых литературных предпочтений. Он читает с Лизой «Наталью, боярскую дочь», автор которой был первым проповедником Шекспира в России и прямо заимствовал сюжетные ходы повести из «Ромео и Джульетты». Восприятие Шекспира идет через посредничество Карамзина.
Старший Берестов – классицист, уже примирившийся с романтиком в лице Муромского, – пытается навязать Алексею, постклассицисту, в невесты набеленную и затянутую Лизу (французскую адаптацию текста), не зная, что настоящая Лиза выглядит совсем по-другому (английский оригинал). Алексей уже познакомился с оригиналом; он еще не знает, что это оригинал, но уже подготовлен к неприятию адаптации. Оригинал, однако, притом, что удовлетворяет его карамзинистскую потребность в естественности, тоже не может быть до конца приемлем ввиду «плебейства» – классицистические установки еще сильны. Разрешение конфликта наступает при появлении смуглой Лизы в белом классическом платье – синтеза барышни и крестьянки, нового русского перевода Шекспира.
Что такой перевод возможен, на тот момент было уже доказано: в 1828 году вышел перевод «Гамлета» Вронченко, сразу же заслуживший уважение русского читателя. Поклонники Шекспира жили в ожидании новых переводов, в том числе «Ромео и Джульетты». Такие переводы в самом деле появились в 1830-е годы, в последние годы жизни Пушкина. Поэтому мы считаем, что среди множества интерпретаций «Барышни-крестьянки» вполне правомерна еще одна – прочтение ее как отражения актуального литературного процесса рубежа 1820 – 1830-х годов, центральное место в котором занимала полемика вокруг Шекспира.
Александр Варламов. Имя этого выдающегося композитора хорошо известно любителям классической музыки не только в нашем отечестве, но и за его пределами. Его называют блистательным мастером и основоположником русского романса . Вокальные миниатюры талантливого музыканта, созданные в позапрошлом веке, обладают такой искренностью и чарующей прелестью, что с необычайной силой притягивают слушателей и в настоящее время. Все знаменитые романсы талантливого маэстро перечислить невозможно, но список его популярных произведений по праву должен возглавить «Красный сарафан», который называют жемчужиной вокальной лирики.
