Новая этика что это простыми словами
Этика-2021: Екатерина Шульман о том, как мы будем теперь жить и думать
Самый востребованный политолог последних лет Екатерина Шульман с одинаковым увлечением (и авторитетом) обозревает трансферы власти, рассказывает о теории поколений и делает критический разбор «Смешариков». Для нас она объясняет, в чем проблема нового времени.
Новая этика — понятие с пока неопределившимся содержанием, и для дискуссий о моральных нормах и их изменениях скорее потенциально вредное, чем полезное. В лучшем случае термин с элементами «новое» или «пост» сообщает нам только то, что мы не знаем, как описать называемое явление, и определяем его через то, чем оно не является. Определение лягушки как «нового головастика» или «постикринки» полезно признанием факта, что головастик изменился до такой степени, что прежнее имя ему не подходит. Но мало говорит о том, во что он трансформировался.
#1. Во-первых, термин «новая этика» предполагает существование какой-то общей для всего социума «этики», придавая одновременно статичность формирующемуся и универсальность фрагментарному. У разных социальных групп разный набор поведенческих норм и представлений о приемлемом, достойном, запретном, постыдном. Эти представления находятся в сложных отношениях друг с другом, являясь источником многих социальных конфликтов (что не всегда дурно). Растущая социальная «смешанность» и всеобщая видимость конфликты умножают, но, как показывает опыт, не делают их более кровавыми и социально убыточными. В эпоху религиозных войн, погромов, идеологического террора и убийств чести — а это примерно вся история человечества — столкновения разных этик были организованы немного иначе. Сетуя на жестокость cancel culture и ужасы сетевой «травли», полезно помнить: подобно тому, как массовый спорт — это замена массовой войны, а не подготовка к ней, ругань в Twitter — суррогат погрома, а не его прелюдия.
#2. Вторая проблема с этим формирующимся термином — приобретаемая им на наших глазах оценочность. Похожую эволюцию пережило слово «политкорректность», теперь употребляемое уже почти исключительно теми, кто хочет эту самую политкорректность осудить. Пейоративность плоха не тем, что осуждать что бы то ни было нехорошо, а тем, что термин начинает заменять высказывание. Употребление того или иного слова маркирует позицию употребляющего, после чего дискуссию можно закрывать — все уже высказались, как в анекдоте про палату анекдотчиков.
Отрицая существование некоей «новой этики» и дискурсивную полезность этого словосочетания, постараемся перечислить те этические трансформации, свидетелями которых мы являемся.
Жить как все, не выделяться.
Когда все общаются со всеми, и когда все видят всё.
Убийство родственника за то, что он навлек на семью бесчестие (ААААА!).
Сегодня ты есть, а завтра тебя даже в конкурсах в инсте не тегают.
Выражать отрицательную оценку. (Токсик!)
Роман Шодерло де Лакло (1782 год).
То, чего физически нет, но люди договорились, что это есть.
Почему вообще меняются моральные нормы?
Сфера нравственного эволюционирует как часть социального пространства. Вслед за экономическими, демографическими, информационными переходами следует и подстройка как поведенческих норм, так и представлений о том, как следует оценивать поступки — свои и других людей. А именно, «что можно делать, что следует думать, какой надо казаться» — по формулировке маркизы де Мертей из « Опасных связей». «Получив вполне ясное представление об этих трех предметах, я поняла, что лишь третий представляет некоторые трудности», — продолжает она. Наши современники, находясь в условиях перманентной и принудительной публичности, сталкиваются с той же самой проблемой.
Как ни странно, сознание — самая гибкая часть нашего существа — чаще всего не поспевает за изменением куда более тяжеловесных социальных и экономических конструктов. Иными словами, люди уже живут иначе, чем еще говорят и мыслят. Поведенческие практики обгоняют представления о них. Сами представления или не успевают сформироваться, или несут на себе отпечаток этической нормы предыдущей формации.
Сразу скажем, что трансформация нравственной нормы — дело болезненное, и в мире новых правил не бывает комфортно никому из тех, кто сформировался в правилах старых. Дополнительная засада для постсоветского человека заключается в том, что ряд формирующихся социальных институтов и практик он опознает как «советские» и испытывает к ним привычное отвращение. Когда мы говорим о случаях сексуальных домогательств в школах или вузах или о флешмобе «Я не боюсь сказать», то часто слышим слова «донос» и «травля», «комсомольское собрание» и «партком».
Чем эти новые институты отличаются от советских?
Советская принудительная коллективность была результатом последовательного разрушения прошлых институтов общностей (традиционной ненуклеарной семьи, сельской, соседской, церковной общин) и создания атомизированного человека, который должен был оставаться один перед лицом репрессивного государственного аппарата. Всеведущего, всемогущего и обладающего монополией на оценку, кару и награду, а также монополией на публичное высказывание и саму публичность.
Новая социальность исключает монополию: никакой человек, организация или медиа больше не единственный работодатель, не единственный духовный авторитет, не единственный источник истинного знания, не централизованно сертифицированный святой. И, что чуть менее комфортно осознавать, не единственный, кто имеет возможность стыдить, отрицать, осуждать, игнорировать. Монополии разрушаются, иерархии уплощаются. Это становится дополнительным источником страданий как для тех, кто в прежних иерархиях занимал социально престижную позицию и извлекал из них разнообразные выгоды, так и для тех, кто привык на них ориентироваться.
Новые институты являются в значительной степени добровольными. Когда мы называем публичное осуждение травлей, следует помнить: травля возможна в тех пространствах, откуда жертва не может сбежать. Точно так же донос — апелляция к тому органу, который может наказать. В новых условиях у людей больше выбора: каждый может найти свою среду. Темная сторона цветущего социального разнообразия — инкапсуляция: каждый интернет-пользователь закрывается в своем информационном пузыре, образующем любовно кастомизированную вселенную.
Важно понимать, что эпохи трансформаций характерны тем, что у одного человека и социальной группы в один момент сосуществуют и старые нормы, и новые. Кроме того, эти времена полны ностальгии: означенный дискомфорт викторианцы, например, смягчали культом мифологизированного Cредневековья, неоготической архитектурой, искусством прерафаэлитов и историческими романами. Это был не совсем безобидный эскапизм. На дрожжах этого романтического национализма, бремени белых, культа юности и героических самопожертвований вырос не только Дж. Р. Р. Толкин, но и идеология Первой мировой войны и последующих прогрессистских политических проектов с массовыми жертвами во имя чистого, справедливого и светлого будущего.
Полезно помнить, что разрушительным часто бывает не само общественное движение, а реакция на него. Послезавтрашние победители — это позавчерашние проигравшие, и наоборот.
Социальные связи для слабаков!
Сделанная по проекту, для кого-то конкретного.
Побег от реальности.
Новая этика — понятие с пока неопределившимся содержанием, и для дискуссий о моральных нормах и их изменениях скорее потенциально вредное, чем полезное. В лучшем случае термин с элементами «новое» или «пост» сообщает нам только то, что мы не знаем, как описать называемое явление, и определяем его через то, чем оно не является. Определение лягушки как «нового головастика» или «постикринки» полезно признанием факта, что головастик изменился до такой степени, что прежнее имя ему не подходит. Но мало говорит о том, во что он трансформировался.
#1. Во-первых, термин «новая этика» предполагает существование какой-то общей для всего социума «этики», придавая одновременно статичность формирующемуся и универсальность фрагментарному. У разных социальных групп разный набор поведенческих норм и представлений о приемлемом, достойном, запретном, постыдном. Эти представления находятся в сложных отношениях друг с другом, являясь источником многих социальных конфликтов (что не всегда дурно). Растущая социальная «смешанность» и всеобщая видимость конфликты умножают, но, как показывает опыт, не делают их более кровавыми и социально убыточными. В эпоху религиозных войн, погромов, идеологического террора и убийств чести — а это примерно вся история человечества — столкновения разных этик были организованы немного иначе. Сетуя на жестокость cancel culture и ужасы сетевой «травли», полезно помнить: подобно тому, как массовый спорт — это замена массовой войны, а не подготовка к ней, ругань в «Твиттере» — суррогат погрома, а не его прелюдия.
#2. Вторая проблема с этим формирующимся термином — приобретаемая им на наших глазах оценочность. Похожую эволюцию пережило слово «политкорректность», теперь употребляемое уж почти исключительно теми, кто хочет эту самую политкорректность осудить. Пейоративность плоха не тем, что осуждать что бы то ни было нехорошо, а тем, что термин начинает заменять высказывание. Употребление того или иного слова маркирует позицию употребляющего, после чего дискуссию можно закрывать — все уже высказались, как в анекдоте про палату анекдотчиков.
Отрицая существование некоей «новой этики» и дискурсивную полезность этого словосочетания, постараемся перечислить те этические трансформации, свидетелями которых мы являемся.
Почему вообще меняются моральные нормы?
Сфера нравственного эволюционирует как часть социального пространства. Вслед за экономическими, демографическими, информационными переходами следует и подстройка как поведенческих норм, так и представлений о том, как следует оценивать поступки — свои и других людей. А именно, «что можно делать, что следует думать, какой надо казаться» — по формулировке маркизы де Мертей из « Опасных связей ». «Получив вполне ясное представление об этих трех предметах, я поняла, что лишь третий представляет некоторые трудности», — продолжает она. Наши современники, находясь в условиях перманентной и принудительной публичности, сталкиваются с той же самой проблемой.
Сразу скажем, что трансформация нравственной нормы — дело болезненное, и в мире новых правил не бывает комфортно никому из тех, кто сформировался в правилах старых. Дополнительная засада для постсоветского человека заключается в том, что ряд формирующихся социальных институтов и практик он опознает как «советские» и испытывает к ним привычное отвращение. Когда мы говорим о случаях сексуальных домогательств в школах или вузах или о флешмобе «Я не боюсь сказать», то часто слышим слова «донос» и «травля», «комсомольское собрание» и «партком».
Сразу скажем, что трансформация нравственной нормы — дело болезненное, и в мире новых правил не бывает комфортно никому из тех, кто сформировался в правилах старых. Дополнительная засада для постсоветского человека заключается в том, что ряд формирующихся социальных институтов и практик он опознает как «советские» и испытывает к ним привычное отвращение. Когда мы говорим о случаях сексуальных домогательств в школах или вузах или о флешмобе «Я не боюсь сказать», то часто слышим слова «донос» и «травля», «комсомольское собрание» и «партком».
Чем эти новые институты отличаются от советских?
Новая социальность исключает монополию: никакой человек, организация или медиа больше не единственный работодатель, не единственный духовный авторитет, не единственный источник истинного знания, не централизованно сертифицированный святой. И, что чуть менее комфортно осознавать, не единственный, кто имеет возможность стыдить, отрицать, осуждать, игнорировать. Монополии разрушаются, иерархии уплощаются. Это становится дополнительным источником страданий как для тех, кто в прежних иерархиях занимал социально престижную позицию и извлекал из них разнообразные выгоды, так и для тех, кто привык на них ориентироваться.
Полезно помнить, что разрушительным часто бывает не само общественное движение, а реакция на него. Послезавтрашние победители — это позавчерашние проигравшие, и наоборот.
Распечатать, вырезать и положить в карман на случай внезапного экзамена жизни.
Непростой материал под заголовком «Билет 21. Трансформация этических норм» вошел в зимний номер Flacon Magazine. Если вы его прочли, но ничего не поняли, для вас Екатерина подготовила короткую выжимку, шпаргалку, которая поможет упорядочить в голове происходящие в современном обществе процессы и понять, куда катится этот мир.
Новая этика в компаниях, или Как не потерять миллион долларов из-за твита
Сотрудники компаний, руководители, журналисты и просто все пользователи соцсетей чувствуют, что мы живем в мире меняющихся или уже изменившихся этических норм. У так называемой новой этики нет манифестов, лидеров, программы, но все, от топ-менеджеров до стажеров, понимают, что нормы отношений между людьми существенно изменились. В мире крупного бизнеса возникает понятие репутационного капитала, крупные инвестиционные фонды перед вложением средств проверяют, соответствует ли компания критериям новой этики, например, достаточно ли толерантен подход к выбору руководящего состава. Чтобы избежать огромных финансовых и репутационных потерь, компании в срочном порядке составляют кодексы, адаптируются к новой социальной действительности. Очевидно, что это пока скорее интуитивно ощущаемые, чем юридические нормы, с другой стороны, от них зависит не только доброе имя, но и финансовая составляющая бизнеса, при неэтичном поведении компания может утонуть в штрафах, специалист может лишиться работы и честного имени. Forbes Life попытался разобраться, как новая этика затрагивает бизнес, и спросил у ведущих HR-специалистов, как избежать ошибок и действовать в условиях новой этики.
Что такое новая этика?
Даже эксперты, когда слышат это словосочетание, просят уточнить, о чем же все-таки идет речь: о формирующейся этике удаленного общения, о гендерной этике или о нормах делового общения? Многие понимают, что ситуация меняется, компании пишут новые этические кодексы, HR-специалисты все чаще сталкиваются с влиянием норм новой этики на репутацию клиентов, от этических конфликтов пострадала репутация многих известных людей. Что же все-таки включает в себя новая этика?
Алена Владимирская, основатель «Лаборатории карьеры Алены Владимирской»
Новая этика делится сейчас на три важные составляющие: первое — все, что связано с разнообразием, с diversity, сюда относятся вопросы, касающиеся толерантности: толерантность к полу, возрасту, к вероисповеданию. Это полная толерантность принятия того, что все мы разные. Второе — это новое понимание агрессивности и давления друг на друга. То есть переосмысление вопросов харассмента, газлайтинга и прочих вещей, пересмотр взаимоотношений между людьми. И третья составляющая новой этики — то, что очень продиктовал нам коронавирус и карантин, с ним связанный. Это все, что связано с удаленной работой и новыми цифровыми коммуникациями.
Это три фундаментальные вещи новой этики, и о них обо всех можно говорить. Если мы говорим о первой и второй частях, сейчас большинство компаний пишут кодексы, в которых участвуют юристы, эйчары и разные специалисты. Они касаются diversity и всех вопросов, связанных с новыми видами агрессивности, будь она психологическая, сексуальная или work-агрессия. Компании стали писать кодексы не от хорошей жизни; если мы говорим о международных компаниях, то это огромные финансовые и репутационные затраты, это увольнение сотрудников и прочее, то есть корпорации понимают, что без этих кодексов жить очень сложно, потому что, если ты не показал на старте сотруднику, что для компании является приемлемым, что неприемлемым, то потом, собственно, это все поле трактовок сотрудников, и как повернется дальше ситуация, совершенно непонятно.
Если мы говорим про удаленную работу, то возникает новая цифровая этика, которая говорит, что ты теперь на работе оказался не 7 часов, а 24 часа, то есть у тебя постоянно звонки, мессенджеры, скайпы или зумы в нерабочее время. И сейчас это очень сильно нормируется и выходит из категории лайт, то есть большинство компаний описывают, что вы можете не отвечать и, более того, вы скорее должны не отвечать в нерабочее время, видя, как выгорели за первый месяц сотрудники. Иначе говоря, вы можете поставить отбивку, отключить звук в чате или просто написать, что, коллеги, у меня закончился рабочий день. История про цифровую этику, что можно, что нельзя, как можно, — это тоже сейчас очень важная история, которую компании прописывают. Компании сейчас очень переосмысливают свои внутренние стандарты, раньше они были, что называется, дубовее, проще и понятнее, скажем, нельзя приставать к женщине на работе, даже если ты ее начальник. Но это еще очень серое поле, я знаю много крупных российских компаний, которые сейчас делают эти этики, привлекают этих юристов, эйчаров, разных специалистов, но дело идет очень тяжело. В западных компаниях это спустят и в большинстве уже спустили, это все делают главные офисы, российские мучаются сами.
Этика и агрессия
После того как движение #MeToo несколько лет назад прокатилось каскадом по всему земному шару, громкое дело Харви Вайнштейна, закончившееся 11 марта 2020 года обвинительным приговором и лишением свободы на 23 года, привело к так называемому эффекту Вайнштейна. Поток обвинений в адрес десятков медийных лиц прорвал стену молчания. Не всегда дело доходило до суда, но множество известных людей из мира кино- и шоу-бизнеса закончили свою карьеру из-за обвинений в домогательствах. Среди них режиссер Amazon Studios Рой Прайс, совладелец онлайн-кинотеатра Screen Junkies Энди Сайнор, актеры Кевин Спейси, Стивен Сигал, Дастин Хоффман, Джеффи Тэмбор, режиссер Бретт Ратнер и многие другие известные люди. Особенно в случае влиятельных лиц жертва харассмента, как правило, не могла рассказать о преследовании — это означало конец карьеры, у многих пострадавших по делу Вайнштейна был страх, что им не поверят из-за репутации и связей продюсера. «Во многих случаях часто встречающейся дискриминации жертвы страдают молча», — констатирует Комиссия по равноправию в трудовых отношениях Equal Employment Opportunity Commission. Зачастую договоры о неразглашении, подписываемые сотрудниками, мешали раскрытию тайны и заставляли жертв молчать.
Сам термин «сексуальный харассмент» был предложен в 1975 году группой женщин из Корнелльского университета в США. Бывшая сотрудница университета была вынуждена покинуть рабочее место из-за домогательств ее начальства. Университет отказал ей в поддержке и не признал случая неприемлемого поведения со стороны сотрудника, тогда Кермита Вуд обратилась в университетский отдел по правам человека и собрала вокруг себя группу единомышленниц, получившую название Союз трудящихся женщин (Working Women United). На встречах клуба девушки разных профессий делились случаями принуждения к сексуальным контактам или унижениям по половому признаку. В том же 1975 году в The New York Times вышла статья об этом клубе, вызвавшая бурную реакцию общественности. В 1976 году был проведен опрос Redbook, показавший, что 80% респондентов сталкивались с проблемой сексуального насилия на работе. Несмотря на то, что проблема не новая, ранее она не получала такой огласки, играла свою роль культура замалчивания. По словам Times, «не менее 18 миллионов американских женщин подверглись сексуальному харассменту на работе в 1979 и 1980 годах».
История старая, этика новая, цифровая
Деловая репутация и моральное банкротство
Сегодня финансовый гигант теряет свою влиятельность, Vanity Fair назвал это явление «моральным банкротством». После многочисленных скандалов представители банковского холдинга понимают, что в современном прозрачном мире репутация компании важнее сиюминутных продаж, и пытаются изменить тактику.
В современном мире внимание привлекают не только случаи нарушения этических норм в общении с клиентами, но и экология труда, особенно остро этот вопрос затрагивает компании, чье производство расположено в развивающихся странах. К таким компаниям относятся в первую очередь гиганты модной индустрии, такие как H&M, которые часто используют детский труд, создают плохие условия работы при крайне низкой заработной плате.
Этика разнообразия
Та же компания H&M оказалась в центре еще одного скандала, связанного с животрепещущей темой толерантности. Компанию Hennes & Mauritz AB обвинили в расизме из-за толстовки из детской коллекции с надписью Coolest monkey in the world, в рекламной кампании толстовка была на мальчике с афроамериканскими корнями. Эта история не просто всколыхнула общественность, но и привела к большим репутационным и финансовым потерям, акции компании подешевели на 30%.
Подобные истории случались и с другими компаниями. В нашумевшем ролике компании Dove темнокожая девушка снимает грязную футболку и превращается с светлокожую блондинку. Пользователи видят в этой рекламе явный посыл: «Темнокожие женщины грязные». Подобный скандал произошел с компанией Nivea, выложившей фотографию с надписью «Белое — это чистота. Сохраняйте чистоту, сохраняйте яркость, не позволяйте ничему разрушить их». Эта реклама вызвала восторг только у ультраправых активистов. Кстати, эта же компания ранее была замешана в скандале после того, как выложила фотографии слишком загорелой модели. По словам активистов, неестественно темный тон кожи может привести к нездоровой моде на излишний загар.
Отдельные компании стремятся играть на опережение и завоевывать баллы по этике в глазах потребителей, так, компания Johnson & Johnson по крайней мере временно исключила линейку с отбеливающими продуктами, хотя эта продукция пользовалась большим спросом.
«Толерантность важнее прибыли»
Репутация, этичное отношение к клиентам обретают все больший вес в современном мире. «Толерантность важнее прибыли», — так глава инвестиционного фонда Golden Sachs Дэвид Соломон заявляет о новых требованиях банка к компаниям. Теперь если в руководстве компании нет женщин или людей нетрадиционной сексуальной ориентации, в процедуре IPO будет отказано. По словам Соломона, присутствие женщин, сексуальных и национальных меньшинств в составе руководства помогает цене акций стартапа за первый год вырасти в среднем на 44%, что существенно по сравнению со средними 13% менее толерантных компаний. Ссылок на исследования автор этой стратегии широкой общественности не предлагает, но политика инвестиций заставляет HR-специалистов срочно перестраиваться под требования меняющегося рынка.
Культурная апроприация и мода
Особенно от скандально-модного термина «культурная апроприация» страдает современная fashion-индустрия. Упреки в неуважении культурного наследия других стран посыпались на Рианну, снявшуюся в образе гейши, и Ким Кардашьян, выпустившую утягивающее белье под названием Kimono, чем она возмутила японцев. В Twitter даже распространился тэг #KimOhNo, после обращения японских официальных лиц бренд пришлось переименовать. Бренд Dolce & Gabbana сильно пострадал после рекламы, в которой китаянка неловко пыталась есть пиццу китайскими палочками. Стефано Габбана в ответ на критику назвал китайцев «вонючей мафией» и «пожирателями собак». После этого разразился настоящий скандал, блогеры начали сжигать вещи бренда, компания фактически лишилась китайского рынка.
Одной из самых достойных оказалась реакция Prada на провальный дизайн брелока в виде обезьяны, который напоминает пользователям человека афроамериканского происхождения. Бренд принес извинения, перечислил крупную сумму в фонд по борьбе за расовую справедливость и решил основать специальную комиссию по консультированию дизайнеров по вопросам этики.
Большая волна интереса к проблемам толерантности поднялась на фоне движения #BlackLivesMatter в начале лета 2020 года. Компания TikTok сделала обращение к афро-американскому сообществу, в котором заявляет, что предпринимает все шаги для того, чтобы поставить компанию на службу людям разного происхождения. Компания пригласила ряд экспертов, чтобы изучить, как толерантность и нетолерантность отражаются на ежедневном пользовательском контенте. По словам Нконде, этим исследованием они заполняют лакуны в этике толерантности сегодня.
Экология важна
И конечно, новая этика затрагивает не только проблемы экологии социума, но и загрязнения окружающей среды. Компания Volkswagen оказалась в центре скандала в 2015 году из-за занижения уровня выбросов в лабораторных испытаниях на дизельных автомобилях. В обычных условиях концентрация вредных веществ в выбросах превышала норму в 40 раз. В 2018 году компания была оштрафована на €1 млрд. В неэтичном использовании природных ресурсов часто обвиняют гигантов модной индустрии.
Сюда же можно отнести скандалы, связанные с небрежным отношением к домашним питомцам. Даже тот факт, какой резонанс в обществе вызывали случаи неаккуратной транспортировки животных компанией «Аэрофлот», говорит о важности этого этического аспекта сегодня.