Ну что зима на посошок стихи
Поэтический сборник на посошок
Поэтический сборник «НА ПОСОШОК»
31 марта 2008, 01:10
Ну, что глядите с ехидной ухмылкой?
Вот, мол, ещё один самодельный поэт
И теперь без мыла полезет к нам в души.
Только слюнявые графоманы
Мечут перед вами лирическую икру.
Я буду нахален и груб.
Говорят, не обидь вас ни словом, ни взглядом,
А я, вот, повышаю тон!
Люди!, Говорят, любить вас надо!
За то, что молодость (не только старость)
Решили вы прочадить, протлеть?
А, может, одно лишь осталось:
Ну, вот хоть сейчас не сидите на месте!
Встаньте, гаркните: «Вздор! Чушь!»
Ну, вот хоть сейчас на стенку полезьте!
Я этого очень хочу!
Я ж слегка пошутил. Я ж уверен в том,
Что любить вас надо. Обязательно надо.
Но вот только выборочно,
Всю жизнь ко мне была судьба жестока,
Хлебнул я с нею горюшка сполна
Вся жизнь моя была без смысла и без прока
Во всём была неправильной она.
Всё глубже вниз катился каждый день я,
Душа, как хлеб, черствела каждый миг:
Дошёл я до того, что даже с днём рожденья
Не поздравлял знакомых и родных.
Я пил уже не молоко коровье,
Здоровья своего транжиря капитал.
В закуске я при этом не считал.
Искусства смысл не видел я в упор.
В театрах не сидел, на сцену глядя хмуро,
А радостно летел, как птица, на футбол.
Свою жену на пешие прогулки
Не выводил в аллеи алых роз.
Когда же с ней порой беседовал от скуки,
То о любви не поднимал вопрос.
Получку я тогда всегда пускал «на ветер».
Причём ничуть не чувствовал вины
Когда в дрянной пивной с названьем «Три медведя»
Друзей поил без санкции жены.
Я, как топор, тонул в среде жестокой,
Я шёл на дно, судьбу свою кляня,
Но вы, друзья, из грязного потока
На чистый берег вынесли меня.
Сейчас живу с удвоенною силой,
Поскольку с вас уже теперь беру пример.
От каждого я много поимел.
Теперь всегда, супругу в shop направив,
Шепчу ей нежно в ухо: «I love you!»
Теперь её по правилам я пью.
И в лексике блюду на людях нормативы,
И подлецам по морде не даю.
Меня судьба, как тонкий прут, ломала.
Я стал другой теперь уже давно.
Теперь я, как кремень, я, как кусок, металла,
Теперь я правильный и круглый, как бревно.
Я накропал выше крыши
Для подруг и для друзей.
В борзописцы явно вышел,
То есть напрочь оборзел.
Всем поэтам оборзевшим
Кропать вирши не резон.
Я ж, не спамши и не емши,
Очень радостный рабочий
Внешне ты уже не мальчик,
Но с утра уже хорош!-
Ты не сильно молод вроде,
Но когда б тебя постричь
Да ещё б одеть по моде,
То весьма не старый хрыч.
Сединой давно помечен,
Как солидный бизнесмен,
Но когда темно под вечер,
То весьма не старый хрен.
На работе, в дружбе, в сексе
Ты ещё возьмёшь своё.
Вождь туристов. Волевой, принципиальный.
принципы вырабатывает сам.
Портреты в корне лживые,
Висят на разных выставках,
торчат на площадях.
О, как красивы там вожди,
как их стройны фигуры,
И, как гусары, многие сидят на лошадях.
не может быть красивым.
Он в смысле красоты совсем наоборот!
Её он заменил духовной мощной силой
И силой этою вперёд ведёт народ!
Вождей подобной пробы
Но только их художники
должны держать в виду!
Я тоже их держал пока его не встретил.
(Вы понимаете, друзья,
Он не совсем красивый
Спина слегка горбом
и впалость на груди.
Но всех он подчинял себе
большой духовной силой
И, взяв на поводок. куда хотел водил.
Вы скажете, что образ у вождя
не до конца доделан,
Поскольку нижней части тела
Да, да. Но я по этой части тела
Как Мишин друг, не стал писать портрет
Городской поэт. Пишет о любви.
Но стихам необходим перевод.
«Пальцы вторили звукам Шопена,
Неслух-дьявол «давил на низы»,
Добродетель и грех вдохновенно
«Жизнь» играли в четыре руки»
Я же рядом, сутулый, корявый,
Без мужского желанья в крови
Ты напрасно стараешься, дьявол
На низы ты мои не дави!
«И рассвет встретит радужным взором
И зеленых; и с просинью глаз.
Выпрягали без жалости страсть»
Подвела меня близость травы
Сразу молнию напрочь заело!
«Как хмельно! Волос твоих избыток
На влюблённых пальцах завивать.
И губами губ твоих напиток
Пить, забыв ворчливую кровать.»
А кровать всё стонет, стонет, стонет
Всё ворчит, ворчит, ворчит, ворчит в ночи
И сосед, вконец отбив ладони
В нашу стенку яростно стучит.
женщин, изобретатель ветряков.
Был зачинщик пьяных ссор и драк.
Бранной речью речь свою калечил.
Но однажды он ходил «до ветру»
И когда потом надел очки,
Увидал как ветер вдоль кювета
Гонит вдаль газетные клочки.
И в раздумье произнёс он: «Ветер!
Мы с тобою тратим силы зря!
Если мы продолжим игры эти,
Дети нас не вспомнят опосля!»
С этих пор браниться стал он меньше
И, дурным привычкам вопреки,
Кроме пьянства и красивых женщин
Полюбил навеки ветряки.
С ветряками обручил он ветер,
Взяв с него большое к. п. д.
Пил, бузил, влюблялся и т. д.
Гусев Виктор Николаевич
деятель среднего масштаба.
Пояснение к нижеизложенному
С целью лаконизации (не путать
с канонизацией и канализацией)
в тексте употреблены следующие
(мальчик на побегушках, англ.),
Глядя в прошлое аннально,
Разглядел я досконально
Где твоя зарыта суть.
Ты всегда был славным типом,
Рубль давал взаймы до «стипы»,
Выпив, тут же брык с «копыт».
Славный имидж твой увидя,
Мы на дружеской ноге
Стали звать тебя не «Витя»,
Ты на службе прохиндеев
Сам легко рожал идеи,
Сам статьи писал без «Б.».
Не замечен в связях тайных
И ещё в каком грехе,
Вверх взлетел ты моментально,
Став одним из главных «Х.».
Перемен ты не стерпел.
Но твоей вины ни капли,
Что твой взлёт накрылся «П.».
Ты сегодня всё как надо
Начал делать, сидя в «Ж».
Упёртый мэтр туристов города
Ты мне сегодня написал?
Я ж понимаю, что недаром
За мной ты плёлся по пятам
По всяким Агулам, Гутарам.
Тебя ж поэзией питал я,
В тебе ж поэта воспитал!
Сказать: Утихни, старый шут!
Шуту тому стихи пишу.
Его тщеславью потакая,
Гоняю рифмы за столом,
А полполлитра устаканив,
Ору: «Средь нас апостол он!»
Мол, он в «бегах» зимой и летом,
Мол, регулярно всем газетам
Дает об этом интервью.
Глобально вру и вру в деталях,
Про совесть начисто забыв.
А он от лести сладко тает.
О боже, как честолюбив!
Мой век уже почти что прожит.
Но до сих пор я не пойму
За что люблю его я всё же.
Известный учёный, интеллигент,
Конечно, не юный ( хотя и не старый )
Конечно, не в центре ( хотя не в селе )
Орёл очень мудрый ( хотя и усталый )
Сидит за решёткой ( хотя и в тепле ).
Бросает идеи стервятникам бедным,
Азы оставляет для серых ворон.
Питается свежими мыслями он.
Приди к нему поздно, зайди к нему рано,
Он дремлет. Но вдруг открывает глаза,
Встаёт, моет вечные перья под краном
И вновь начинает бумагу терзать.
Научные крысы скрываются в норы,
Дрожа под орлиным всевидящим взором.
За дорогою железной
Там, где лес стоит густой,
Дельный, умный, скромный, честный,
Знойный, стройный, интересный,
Всем приятный, всем полезный
Проживает дядя Толь.
Во дворце его кирпичном
Кухня с газовой плитой,
Для друзей круглогодично
Вытрезвитель тёплый личный
И напиток необычный
(Крепче всяких заграничных)
Держит в доме дядя Толь.
Дядя вечно озадачен,
Роет ямы, строит дачи,
Как рабочий и подрядчик,
И монтажник, и наладчик,
Всё умеет дядя Толь!
Он душевный и простой.
Но, увы, признаться надо:
Есть у Толя недостаток,
Слишком добрый дядя Толь!
Недостаток столь негожий,
Недостаток крупный столь,
Что спроси у дяди вожжи,
Он отдаст с вожжами лошадь!
Лиц немало нехороших
Надо б с ними быть построже!
Но такой уж дядя Толь!
Нам пора бороться с этим,
С этой гибельной чертой!
А иначе не заметим
Как знакомым и соседям,
Не оставив капли детям,
Всё раздарит дядя Толь.
Сильно учёный, очень
Метались блики меж тарелок,
Там на столе свеча горела,
Свеча горела на столе.
Я всех гостей домой отправил,
А дверь защёлкнул на замок
И, равнодушный к бренной славе,
Поэтом самых честных правил
Стихи писал и тут же правил.
И вот что выдумать я смог:
Мой милый друг, мой друг далёкий!
Ты был, как парус одинокий,
В тумане моря голубом!
Ты тем любезен был народу,
Что в нём святое пробуждал,
В жестокий век, ценя свободу,
Не бить лежачих призывал!
В томленьях грусти безнадежной,
Наплывом светлых чувств томим,
Я обожал твой голос нежный
И всё другое вместе с ним.
Тебя люблю сейчас тем паче,
Хотя не быть мне молодым.
Но не скорблю, не злюсь, не плачу
Седой, как белых яблонь дым.
Вечор, ты помнишь, ветер свищет,
А дом твой гнётся и скрипит,
Ну а у нас внутри жилища
Вино и прочий реквизит.
Товарищ дней моих суровых!
Дай, друг, на счастье руку мне!
С тобой мы снова, снова, снова
Моя душа полна тобою,
И в рюмку капает слеза.
Мне боле нечего сказать.
Метались блики меж тарелок
Искрились в тонком хрустале.
Я отдыхал душой и телом,
Тянулся к рюмке то и дело.
А на столе свеча горела,
Свеча горела на столе.
наук, специалист по
Породист, однако «палец
«Нашим учёным необходимо
усилить работу по созданию
передовых технологий двойного
Товарищ Коган! Вы большой учёный!
Вы всю науку просекли зараз!
С восьмидесятилетьем поздравляю Вас!
Особенно у вас в Цэ-А-Гэ-И.
В колониях нужны учёные свои.
Учёные от голоду на вынос сушат доски,
Как бабы, шьют постельное бельё.
Про полный Ваш прикид я не секу детали,
Разряженными газами весь срок Вы заправляли,
Теперь заряженными стали заправлять.
Заправьте ночью и затырьте меж кустами
Для нас баллончика четыре или пять
(Нас вертухаи шмонами достали,
А Вашим газом мы отучим их шмонать).
Придёт к Вам зэк с кликухою «Мочёный»
Расскажете ему, где Вы сховали газ.
Товарищ Коган! Вы большой учёный!
Теперь Вы и в законе будете у нас!
И пусть Ваш газовый талант сто лет не затухает
На радость зэкам и на горе вертухаям!
Вован Михов Барак №22 ЦАГИ
Главный научный сотрудник, д. т. н.,
любитель «изрекать», всегда прав.
Мне претят слова банально-сладкие!
Слёзы умиленья не по мне!-
Чтобы сделать всех красивей и умней.
И в тебе грешки искать я ринулся,
Нет в тебе и мизерного минуса!
Всюду плюс, везде огромный плюс!
Но обязан я в глаза сказать тебе,
Что одно тревожит нас давно :
Ты достиг предельных показателей,
И тебе себя улучшить не дано!
А, к примеру, мы, замученные совестью,
Бросим пить и даже без врачей
Восстановим вмиг своё здоровье полностью!
Ну, а ты, мой друг, его поправишь чем?
Жизнь твоя, как плешь, блестяще-гладкая.
Ты прозрачен, как стекло окна.
За разгадкой дамы ходят к нам.
Ты, конечно, чистым, цельным выкован.
Я тебя люблю, ценю и чту.
Но средь нас живёшь ты заковыкою.
Извини меня за прямоту.
2-й Павка Корчагин 20-го века.
Мне семьдесят на сей момент
(Наверно, финиш вскоре)
Ровесник Коле я, но нет
Другого сходства с Колей
Я жизнь не прожил, а протлел
(Нужна бы жизнь вторая!)
А он светил, а он горел,
При встречах я твердил ему
Чем дальше, тем упорней:
Они же сгнили в корне!».
Тогда он с жалостью глядел,
Произнося с упрёком:
«Раз, Вовк, ты к людям охладел,
Ты умер раньше срока».
Судьбу предвидеть не дано.
Где финиш жизни нашей?
А я вот умер раньше.
А как по женской части?
Лишь крупный спец по женской части
Воспеть любовь стихами мастер.
Но, если нет мужской в нём силы,
Стихи особенно красивы.
Ты в меру старый и красивый,
Во мне ж обычной силы нет.
Нет, не полюбят даже гейши
Мой устаревший организм.
Но к черту жалобную позу!
Я не привык пускать слезу!
Тебе по женской части пользу,
Совсем «загнусь», но принесу!
Разобъясню я всем подробно,
Что ты по дамской части спец,
Какой ты ласковый и добрый,
Какой ты страстный, наконец!
Внушу я дамам без утайки,
Отбросив личный эгоизм,
Восторг про мелкие детальки
И весь твой в целом организм.
Всех женщин вкрадчиво, не сразу,
Но на второй, на третий раз
Раскочегарю до экстаза,
Введу особо страстных в транс.
И я надеюсь, в ту минуту
Одна, сидящая промеж,
Меня с тобою перепутав,
Прильнёт ко мне и чмокнет в плешь.
МОЕЙ ВСЕМИ ЛЮБИМОЙ ЖЕНЕ
Когда у тяжких дум идя на поводу,
К постылой жизни вдруг утрачу волю,
К твоей родной груди со стоном припаду,
И вновь во мне забьется ретивое.
Когда с тупым начальством не в ладу,
На службу соберусь, как Пугачев на плаху,
К твоим родным рукам со стоном припаду
И в сердце вновь почувствую отвагу,
Когда с похмелья находясь и бреду,
В глазах друзей я стану глупым, мелким,
К твоим родным ногам со стоном упаду,
Узрев весь вред питья и опохмелки.
НЕ ВЕРЬ СЛОВАМ БЕССТЫЖЕЙ ЛЖИ.
(опять Льву Хаскину)
Всё это чушь и ахинея.
Бывают старцы иногда
Тебя, мой друг, ещё древнее.
Не верь словам бесстыжей лжи,
Что, мол, на отдых бы пора бы!
Сей шаг навечно отложи,
Пока в ногах не станешь слабый.
Не верь, что сил не сохранив,
Ты стал нулём по части женщин!
У многих старцев тяга к ним
Ещё намного больше меньше.
Не верь, когда твердят врачи,
Тебя, мол, пьянство доконает.
А сами, старые хрычи,
Жрут спирт казённый стаканами!
Твори! Влюбляйся! Пей вино!
И пусть глупцы тебя осудят,
Тряхни мошной и стариной
Назло врагам, на радость людям!
Без женщин жить нельзя на свете
Порой ( и даже очень часто),
Почуяв близкую беду,
Я от высокого начальства
Очередную пакость жду.
Кипит в душе моей досада,
Вредя научному труду,
Тогда, хотя работать надо,
Я к милым женщинам иду.
У них мужского хамства нет.
И я, послав начальство к черту,
Шлю каждой тонкий комплимент.
Когда же нежною рукою
Они мою погладят плешь,
Я становлюсь, как бог, спокоен
И, как ребенок бодр и свеж.
Уверен я, что многоженство
Дурак чиновный запретил,
Что автор этого пижонства
Большой начальник и кретин.
Великолепной Галине Поплавской посвящается.
Жили-были дед да баба,
Ели кашу с молоком.
Не сердился дед на бабу,
Так как не был дураком.
И костей не соберёшь.
Постепенно, зная это,
Стал он клёвым стариком:
Сам привык варить обеды,
Мало пил (и то тайком).
Раз в неделю постирушку
Делал дома в меру сил.
Сам, как мог, чинил избушку,
Лично бегал в магазин.
Как-то я спросил у деда:
А пошто ты, дед, сробел?
Повезло с женой тебе?
На мои вопросы эти
Дед замялся, но ответил:
В бытность я рыбачил шибко
И поймал златую рыбку.
Я отнёс её в избушку
(А не как придумал Пушкин)
А когда принёс в избу,
То согрел, одел, обул.
Это ж рыбка золотая!
Обойди пешком всю Русь!
Всё, что хочешь сделать может!
(Только я просить боюсь. )
Жили-были дед да баба,
Ели кашу с молоком.
Не сердился дед на бабу,
Так как не был дураком.
По вечерам в дали туманной
Мужчины ищут свой причал.
Там, на причале в ресторанах
«In vino vеritas!» кричат.
И там же молча, на отшибе
Аркадий пищу принимал.
А фосфор нужен для ума.
Внезапно в лоно ресторана
Вошла Лариса. И она,
Дыша духами и туманом,
Присела рядом у окна.
Был тонкий стан шелками схваченый,
Белели зубы словно снег.
Аркадий замер озадаченный,
Кость заглотил и покраснел.
Тогда ему промеж лопатками
Она ударила слегка,
И в кольцах тонкая и гладкая
На лоб ему легла рука.
В нём, как луна меж кипарисами,
Скатилось плавно сердце вниз.
Встречаясь с многими Ларисами,
Он не встречал таких Ларис.
Необратим стал их роман.
Она не только для ума!
НЕ ПОРА ЛИ ТРЯХНУТЬ
Трясите, друзья, стариною!
Но риск в этом деле высок:
Посыпаться может песок.
Посыпав нам головы пеплом.
Но в нас непрестанно
Бьют чувства фонтаном,
В нас сила мужская окрепла.
Припев: Пришли в этот мир мы гостями,
Нам рано ещё в мир иной.
Вставными гремя челюстями,
Мужскою тряхнём стариной!
С обеда на стульях
Мы дремлем, сутулясь,
С единственной целью одною:
Мужскою тряхнуть стариною.
Мы ходим в больницы
Вдали от рецептов домашних.
А чтобы в больницах
Во всю порезвиться,
Затеяв с медсёстрами шашни.
Посыпав нам головы пеплом.
Но в нас непрестанно
Бьют чувства фонтаном,
В нас сила мужская окрепла.
Мы долго шли своим путём
И скоро к финишу, похоже,
Вернуть бы нам былую прыть,
Чтоб дверью хлопнуть на прощанье,
А уж потом её закрыть.
Страстей, как ни бывало,
И силы нет былой уже.
Хлеб на столе, тепло в душе.
Друзей добавить бы к вину,
Чтоб вместе с ними напоследок
Присесть и вспомнить старину.
Осталось нам идти немножко.
Друзья! Присядем на дорожку!
Родной, остынь, не гоношись ты!
Дороже с каждым годом год
По прейскуранту нашей жизни!
Такие мысли, сон нарушив,
Я встал с кровати и пишу.
Прости, но кажется, лапшу
Тебе повесил я на уши.
Ход прибавь на склоне дней!
Орудуй энергичней ложкой:
Вся гуща, как в борще, на дне!
А эту мысль, обед откушав,
Сижу в халате и пишу
Я борщ покушал, а лапшу.
Прости, опять тебе на уши..
Писать всерьёз настал резон.
Но обожди. Бросает в сон.
Вздремну-ка часик на матрасе.
Полёт и приземление
Веками всех волнует, привлекает
Прелестный миф о юноше Икаре.
Дедал и сын его Икар, к позору братьев Райтов,
Сумели в небо взмыть без всяких аппаратов
Дебилов и невежд преодолев сомненья,
Дедал сам сделал крылья, склеив воском перья.
Небрежно сплюнув вниз на грешную планету
Они взлетели ввысь к свободе, к солнцу, к свету.
И вскоре стал он жертвой неоправданного риска.
На крыльях воск расплавился от солнечного жара
(Дедал об этом загодя уже предупреждал Икара).
И, перестав махать бескрылыми руками,
Икар понёсся вниз на камни, словно камень.
А если бы при взлёте оказался бы случайно
Из авиации какой-нибудь начальник?
нельзя без парашюта!»
Погибла бы о нем красивая легенда.
Супруга на меня надела парашют-
Теперь в аптеку (мимо бара) пролегает
Со временем всё ниже
К земле нас гнут года.
И вот нам стала ближе
Претят нам женщин ласки,
Нас тянет на участки
К лопатам и граблям.
Достать бы, наконец,
При том навозе «дозу»
Принять под огурец.
Затем в небрежной позе
Заснуть на эн минут.
Склюют рассаду, гады!
Парник изгадят весь.
Иметь на грядках здесь!
Дружков неплохо б тоже
На пугал все похожи,
Со временем всё ниже
К земле нас гнут года.
И вот нам стала ближе
Жизнь изрядно полистав,
Если слышишь: «Стал ты стар,
Пусть ты даже малость сдал,
Часто дремлешь в кресле,
Не печалься: «стар»- звезда
Путь ещё не близкий.
О как давно мы в эту жизнь попали.
Вчера я понял, Саша, как давно мы в эту жизнь
Вчера в автобусе один хороший парень
Мне место уступил: «Присаживайся, дед!»
Да, мы стареем, друг мой Саша.
И чаще, чем в автобусах, сидим теперь на
В дороге ж кто-то на коне сидел, а кто-то на мели.
Посошок
Эх, налей посошок, да зашей мой мешок-
На строку — по стежку, а на слова — по два шва.
И пусть сырая метель мелко вьет канитель
И пеньковую пряжу плетет в кружева.
Отпевайте немых! А я уж сам отпоюсь.
А ты меня не щади — срежь ударом копья.
Но гляди — на груди повело полынью.
Расцарапав края, бьется в ране ладья.
И запел алый ключ, закипел, забурлил,
Завертело ладью на веселом ручье.
А я еще посолил, рюмкой водки долил,
Размешал и поплыл в преисподнем белье.
Так плесни посошок, да затяни ремешок
Богу, сыну и духу весло в колесо.
И пусть сырая метель мягко стелет постель
И земля грязным пухом облепит лицо.
Перевязан в венки мелкий лес вдоль реки.
Покрути языком — оторвут с головой.
У последней заставы блеснут огоньки,
И дорогу штыком преградит часовой.
— Отпусти мне грехи! Я не помню молитв.
Но если хочешь — стихами грехи замолю,
Но объясни — я люблю оттого, что болит,
Или это болит оттого, что люблю?
Ни узды, ни седла. Всех в расход. Все дотла.
Но кое-как запрягла. И вон — пошла на рысях!
Не беда, что пока не нашлось мужика.
Одинокая баба всегда на сносях.
И наша правда проста, но ей не хватит креста
Из соломенной веры в «спаси-сохрани».
Ведь святых на Руси — только знай выноси.
В этом высшая мера. Скоси-схорони.
Так что ты, брат, давай, ты пропускай, не дури!
Да постой-ка, сдается и ты мне знаком…
Часовой всех времен улыбнется: — Смотри! —
И подымет мне веки горячим штыком.
Так зашивай мой мешок, да наливай посошок!
На строку — по глотку, а на слова — и все два.
И пусть сырая метель все кроит белый шелк,
Мелко вьет канитель да плетет кружева.
Новогодний посошок
Стоит, пошатываясь пьяно.
Прижавшись к посоху щекой.
В плачевной позе, дед в халате.
Спина накрыта бородой.
Усы за, мочку зацепились.
Два красных носа, свой, чужой.
А, брови к шапке прилипая.
Висят как, чубчик завитой.
Стоит, сивухою икая.
И, пальцем тычет на бугор.
Словами кроет, не смущаясь.
Укор, с притопами ногой.
Я, говорил тебе кобыла.
Моя ты, девица краса.
Залила стопку, в говорило.
Косой, занюхивать нельзя.
Я, вразумлял тебя ехидна.
За, встречу пьём на, посошок.
Вон, месяц под косой в развале.
Эх, дегустатор снегурной.
Бугор мычал но, шевелился.
Для вертикали путь ища.
И, вот он, в позу превратился.
Где, рак бы краской залился.
Стояла поза, накреняясь.
Но, сила воли подняла.
И, с ней предстала при короне.
С размытой тушью, красота.
Чего ты старый чёрт тут блеешь.
Не видишь, скользко мне с утра.
С тобой под вечер, толь приходишь,
Толи уходишь с посошка.
Чур, чур, меня, святых пришлите.
По-моему, лишку пила.
Ты, мерин сивый во прикидке.
Не дед Мороз а, хвост осла.
Отстань, не я, в сугробе рылся.
Минуту как, в себя пришла.
Чего несёшь по, говорильне.
Где, зад ослиный а, где я.
Сама вон, воду хоть не пили.
В короне, видом не пошла.
Ещё, идёшь со мной как, пони.
Вместо косы, узда нужна.
Молчи, контузия в халате.
Голюцинатор, в колпаке.
Коса на мне, хоть и из ваты.
Но, ты, козёл при бороде.
Неделю как, халат при палке.
Я, за тобой, коса винтом.
Мы, сказка детям, в зимний праздник.
Да, вот под вечер, хрен с бантом.
Ну что, дедуль, объём работы,
У нас, ещё на посошок.
Пошли Снегурочка и встретим,
С тобою, свой мы Новый Год.