О чем мы говорим когда говорим о любви
О чем мы говорим когда говорим о любви
О чем мы говорим, когда говорим о любви
О чем мы говорим, когда говорим о любви
На столе стояло ведерко со льдом. Джин и тоник ходили по кругу, и мы как-то подняли тему любви. Мэл мыслил истинную любовь не больше не меньше как любовь духовную. Он говорил, что проучился пять лет в семинарии, прежде чем ушел в мединститут. Говорил, что до сих пор рассматривает семинарские годы как самые важные в жизни.
Потом Терри сказала:
Она была худенькая, как тростинка, темноглазая. С милым лицом и длинными волосами, спадавшими на спину. Любила черепаховые ожерелья и длинные серьги с подвесками.
— Господи, не говори глупостей. Это не любовь, сама понимаешь, сказал Мэл.
— Не знаю, как там это называется, но уж никак не любовь.
По-своему, может быть, но любил меня. Любовь там была, Мэл. И не говори, что это не так.
Мэл вздохнул. Взял стакан и повернулся к нам с Лорой.
Только имя слышал мимоходом. Откуда тут знать? Нужно знать подробности. Но, по-моему, ты говоришь, что любовь должна быть абсолютом.
— Я ничего не знаю ни про Эда, ни про обстоятельства. Но кто вообще может рассудить чужие обстоятельства?
Я погладил Лору тыльной стороной ладони. Она коротко улыбнулась мне. Я взял лорину руку. Рука была теплая, с идеально наманикюренными и отполированными ногтями. Я обхватил ее за запястье и обнял Лору.
Мэл протянул мне блюдце с лимоном. Я взял дольку, выжал себе в стакан и размешал ледяные кубики пальцем.
Мэлу исполнилось сорок пять. Он высокий, поджарый, у него мягкие курчавые волосы. Руки и ноги загорелые, потому что играет в теннис. Когда он не пьян, его жесты, все его движения точны и очень осторожны.
Лора подалась вперед со своим стаканом. Положила локти на стол и обхватила стакан обеими руками. Поглядела на меня, на Мэла, на Терри. На ее открытом лице застыло недоумение, словно ее ошарашило, что такие вещи творились с людьми. С которыми она дружит.
«Сукин сын, твои дни сочтены». Тому подобные штучки. Было страшно, скажу я вам.
О чем мы говорим когда говорим о любви
О чем мы говорим, когда говорим о любви
О чем мы говорим, когда говорим о любви
На столе стояло ведерко со льдом. Джин и тоник ходили по кругу, и мы как-то подняли тему любви. Мэл мыслил истинную любовь не больше не меньше как любовь духовную. Он говорил, что проучился пять лет в семинарии, прежде чем ушел в мединститут. Говорил, что до сих пор рассматривает семинарские годы как самые важные в жизни.
Потом Терри сказала:
Она была худенькая, как тростинка, темноглазая. С милым лицом и длинными волосами, спадавшими на спину. Любила черепаховые ожерелья и длинные серьги с подвесками.
— Господи, не говори глупостей. Это не любовь, сама понимаешь, сказал Мэл.
— Не знаю, как там это называется, но уж никак не любовь.
По-своему, может быть, но любил меня. Любовь там была, Мэл. И не говори, что это не так.
Мэл вздохнул. Взял стакан и повернулся к нам с Лорой.
Только имя слышал мимоходом. Откуда тут знать? Нужно знать подробности. Но, по-моему, ты говоришь, что любовь должна быть абсолютом.
— Я ничего не знаю ни про Эда, ни про обстоятельства. Но кто вообще может рассудить чужие обстоятельства?
Я погладил Лору тыльной стороной ладони. Она коротко улыбнулась мне. Я взял лорину руку. Рука была теплая, с идеально наманикюренными и отполированными ногтями. Я обхватил ее за запястье и обнял Лору.
Мэл протянул мне блюдце с лимоном. Я взял дольку, выжал себе в стакан и размешал ледяные кубики пальцем.
Мэлу исполнилось сорок пять. Он высокий, поджарый, у него мягкие курчавые волосы. Руки и ноги загорелые, потому что играет в теннис. Когда он не пьян, его жесты, все его движения точны и очень осторожны.
Лора подалась вперед со своим стаканом. Положила локти на стол и обхватила стакан обеими руками. Поглядела на меня, на Мэла, на Терри. На ее открытом лице застыло недоумение, словно ее ошарашило, что такие вещи творились с людьми. С которыми она дружит.
«Сукин сын, твои дни сочтены». Тому подобные штучки. Было страшно, скажу я вам.
О чем мы говорим когда говорим о любви
О чем мы говорим, когда говорим о любви
О чем мы говорим, когда говорим о любви
На столе стояло ведерко со льдом. Джин и тоник ходили по кругу, и мы как-то подняли тему любви. Мэл мыслил истинную любовь не больше не меньше как любовь духовную. Он говорил, что проучился пять лет в семинарии, прежде чем ушел в мединститут. Говорил, что до сих пор рассматривает семинарские годы как самые важные в жизни.
Потом Терри сказала:
Она была худенькая, как тростинка, темноглазая. С милым лицом и длинными волосами, спадавшими на спину. Любила черепаховые ожерелья и длинные серьги с подвесками.
— Господи, не говори глупостей. Это не любовь, сама понимаешь, сказал Мэл.
— Не знаю, как там это называется, но уж никак не любовь.
По-своему, может быть, но любил меня. Любовь там была, Мэл. И не говори, что это не так.
Мэл вздохнул. Взял стакан и повернулся к нам с Лорой.
Только имя слышал мимоходом. Откуда тут знать? Нужно знать подробности. Но, по-моему, ты говоришь, что любовь должна быть абсолютом.
— Я ничего не знаю ни про Эда, ни про обстоятельства. Но кто вообще может рассудить чужие обстоятельства?
Я погладил Лору тыльной стороной ладони. Она коротко улыбнулась мне. Я взял лорину руку. Рука была теплая, с идеально наманикюренными и отполированными ногтями. Я обхватил ее за запястье и обнял Лору.
Мэл протянул мне блюдце с лимоном. Я взял дольку, выжал себе в стакан и размешал ледяные кубики пальцем.
Мэлу исполнилось сорок пять. Он высокий, поджарый, у него мягкие курчавые волосы. Руки и ноги загорелые, потому что играет в теннис. Когда он не пьян, его жесты, все его движения точны и очень осторожны.
Лора подалась вперед со своим стаканом. Положила локти на стол и обхватила стакан обеими руками. Поглядела на меня, на Мэла, на Терри. На ее открытом лице застыло недоумение, словно ее ошарашило, что такие вещи творились с людьми. С которыми она дружит.
«Сукин сын, твои дни сочтены». Тому подобные штучки. Было страшно, скажу я вам.
Книги онлайн
«О чем мы говорим, когда говорим о любви»
О чем мы говорим, когда говорим о любви
На столе стояло ведерко со льдом. Джин и тоник ходили по кругу, и мы как-то подняли тему любви. Мэл мыслил истинную любовь не больше не меньше как любовь духовную. Он говорил, что проучился пять лет в семинарии, прежде чем ушел в мединститут. Говорил, что до сих пор рассматривает семинарские годы как самые важные в жизни.
Потом Терри сказала:
Она была худенькая, как тростинка, темноглазая. С милым лицом и длинными волосами, спадавшими на спину. Любила черепаховые ожерелья и длинные серьги с подвесками.
— Господи, не говори глупостей. Это не любовь, сама понимаешь, сказал Мэл.
— Не знаю, как там это называется, но уж никак не любовь.
По-своему, может быть, но любил меня. Любовь там была, Мэл. И не говори, что это не так.
Мэл вздохнул. Взял стакан и повернулся к нам с Лорой.
Только имя слышал мимоходом. Откуда тут знать? Нужно знать подробности. Но, по-моему, ты говоришь, что любовь должна быть абсолютом.
— Я ничего не знаю ни про Эда, ни про обстоятельства. Но кто вообще может рассудить чужие обстоятельства?
Я погладил Лору тыльной стороной ладони. Она коротко улыбнулась мне. Я взял лорину руку. Рука была теплая, с идеально наманикюренными и отполированными ногтями. Я обхватил ее за запястье и обнял Лору.
Мэл протянул мне блюдце с лимоном. Я взял дольку, выжал себе в стакан и размешал ледяные кубики пальцем.
Мэлу исполнилось сорок пять. Он высокий, поджарый, у него мягкие курчавые волосы. Руки и ноги загорелые, потому что играет в теннис. Когда он не пьян, его жесты, все его движения точны и очень осторожны.
Лора подалась вперед со своим стаканом. Положила локти на стол и обхватила стакан обеими руками. Поглядела на меня, на Мэла, на Терри. На ее открытом лице застыло недоумение, словно ее ошарашило, что такие вещи творились с людьми. С которыми она дружит.
«Сукин сын, твои дни сочтены». Тому подобные штучки. Было страшно, скажу я вам.
— Он выстрелил себе в рот в своей комнате. Кто-то услышал выстрел, сказал управляющему. Пришли с отмычкой, увидели, что произошло, и вызвали «скорую». Я как раз был на работе, когда его привезли, живого, но без сознания. Он прожил три дня. Голова у него распухла вдвое против нормальных размеров. Ничего подобного я в жизни не видел и, надеюсь, не увижу. Терри хотела туда пойти и сидеть с ним, когда узнала. Мы из-за этого поругались. Мне казалось, ей незачем его таким видеть. Мне казалось, незачем, да я и сейчас так думаю.
Мэл закинул руки за голову и стал раскачиваться на стуле.
— Мы боялись. Мэл даже составил завещание и написал в Калифорнию брату, тот раньше служил в «зеленых беретах». Мэл сообщил ему, кого искать, если с ним что-нибудь произойдет.
Терри отпила из своего стакана. Сказала:
Она вылила остатки джина себе в стакан и помаячила бутылкой. Мэл встал из-за стола и пошел к буфету. Взял еще бутылку.
В ответ я взял ее руку и прижал к губам. Я устроил роскошный спектакль из целования руки. Всем было весело.
У вас еще медовый месяц не кончился, в конце-то концов. Вы еще, прости господи, пузыри пускаете. Погодите. Сколько вы уже вместе? Сколько прошло? Год? Больше года?
Она держала стакан и пристально смотрела на Лору.
Мэл открыл джин и с бутылкой обошел стол.
Где-то на заднем дворе залаяла одна из собак. Листья осины, прильнувшей к окну, цокали по стеклу. Послеобеденное солнце как будто вошло в комнату, величавый свет спокойствия и изобилия. Мы могли быть где угодно, где-нибудь в зачарованном месте. Мы снова подняли стаканы и расплылись в улыбках, словно дети, договорившиеся о чем-то запретном.
Лора и я опять соприкоснулись коленями. Я положил руку на ее теплое бедро и оставил ее так.
— Я вам собирался рассказать кое-что. В смысле, в доказательство. Понимаете, это случилось несколько месяцев назад, но все еще продолжается прямо сейчас, и нам от этого должно стать стыдно, что мы говорим, как будто знаем, о чем мы говорим, когда говорим о любви.
Терри поглядела на нас, потом снова на Мэла. Она казалась встревоженной, хотя, может быть, это слишком сильно сказано.
Мэл передал бутылку по кругу.
Он наклонился через стол. Терри наклонилась навстречу. Они поцеловались.
Он отпил из стакана.
Потом пойдем поужинаем,точно? Мы с Терри знаем одно новое местечко. Вот куда мы пойдем, в это новое местечко, которое мы знаем. Но мы не пойдем, пока не прикончим этот уцененный, рашивый джин.
— Мы там еще. В общем-то, не обедали. Но выглядит хорошо. Снаружи, понимаете?
Он рассмеялся. Пальцем разболтал лед у себя в стакане.
Если бы можно было вернуться назад в другой жизни, в другие времена и все такое, то знаете что? Я бы вернулся как рыцарь. В этих латах было довольно безопасно.
Вполне было неплохо рыцарям, пока не наизобретали пороха и мушкетов с пистолетами.
Мэл налил себе еще. Пристально посмотрел на этикетку, изучая длинный ряд цифр.
Потом медленно поставил бутылку на стол и медленно потянулся за тоником.
Лора никак не могла прикурить. Спички гасли одна за другой.
Солнечный свет в комнате стал другим, изменчивым, неверным. Но листья за окном по-прежнему трепетали, и я рассматривал узор, который они рисовали на окне и на кухонной стойке. Узоры были, конечно, неодинаковые.
Мэл впился в нее взглядом.
— Рассказывай дальше, лапа. Я просто дразнюсь. Что потом было?
Мэл перевел взгляд на Лору. Сказал:
— Я к ним заходил проведать каждый день, иногда по два раза, если все равно на вызовах. Гипс и бинты, с ног до головы, оба. Ну, знаете, так в кино показывают.
Вот у них вид был точно такой, как в кино. Дырочки для глаз, для носа и для рта.
Мэл оглядел нас и покачал головой, дивясь тому, что собирался сказать.
Мы все посмотрели на Мэла.
Может быть, мы к тому времени были уже немного пьяны. Помню, фокус держать было трудно. Свет утекал из комнаты, уходил обратно за окно, откуда пришел. Но никто все-таки не шевельнулся, чтобы включить электричество.
Мэл помотал головой:
— Я их уже все сожрал.
Она пальцем оттирала что-то со стола. Потом перестала тереть.
— А если Марджори трубку снимет? Вы, ребята, вы нас по поводу Марджори слышали?
Лапушка, ты же знаешь, что тебе нельзя разговаривать с Марджори. Тебе только хуже будет.
— Дня не проходит, чтобы Мэл не сказал, что скорей бы уж она снова замуж вышла.
Потом дал рукам полностью упасть по бокам.
Знаете, шляпа такая, как шлем с сеткой спереди, чтобы лицо закрывало, большие перчатки и плащ стеганый? Постучу в дверь и выпущу в дом улей пчел.
Он закинул ногу на ногу. Кажется, это отняло у него уйму времени. Потом поставил на пол обе ноги и наклонился вперед, локти на столе, руки подпирают подбородок.
— Может, не звонить детям, в конце концов. Может, не горит. Может, просто сходим поедим. Как вы?
Но Терри так и осталась сидеть. Она не стала вставать и что-то доставать.
Мэл перевернул свой стакан. Разлил все на стол.
Я слышал, как у меня бьется сердце. Я слышал, как у всех бьются сердца. Я слышал человеческий шум, который мы издавали, хотя никто из нас не шевелился, даже когда в комнате стало темно.
Копирование материалов сайта www.4italka.ru
допускается только с письменного разрешения
администрации сайта.
О чем мы говорим когда говорим о любви
О чем мы говорим, когда говорим о любви
О чем мы говорим, когда говорим о любви
На столе стояло ведерко со льдом. Джин и тоник ходили по кругу, и мы как-то подняли тему любви. Мэл мыслил истинную любовь не больше не меньше как любовь духовную. Он говорил, что проучился пять лет в семинарии, прежде чем ушел в мединститут. Говорил, что до сих пор рассматривает семинарские годы как самые важные в жизни.
Потом Терри сказала:
Она была худенькая, как тростинка, темноглазая. С милым лицом и длинными волосами, спадавшими на спину. Любила черепаховые ожерелья и длинные серьги с подвесками.
— Господи, не говори глупостей. Это не любовь, сама понимаешь, сказал Мэл.
— Не знаю, как там это называется, но уж никак не любовь.
По-своему, может быть, но любил меня. Любовь там была, Мэл. И не говори, что это не так.
Мэл вздохнул. Взял стакан и повернулся к нам с Лорой.
Только имя слышал мимоходом. Откуда тут знать? Нужно знать подробности. Но, по-моему, ты говоришь, что любовь должна быть абсолютом.
— Я ничего не знаю ни про Эда, ни про обстоятельства. Но кто вообще может рассудить чужие обстоятельства?
Я погладил Лору тыльной стороной ладони. Она коротко улыбнулась мне. Я взял лорину руку. Рука была теплая, с идеально наманикюренными и отполированными ногтями. Я обхватил ее за запястье и обнял Лору.
Мэл протянул мне блюдце с лимоном. Я взял дольку, выжал себе в стакан и размешал ледяные кубики пальцем.
Мэлу исполнилось сорок пять. Он высокий, поджарый, у него мягкие курчавые волосы. Руки и ноги загорелые, потому что играет в теннис. Когда он не пьян, его жесты, все его движения точны и очень осторожны.
Лора подалась вперед со своим стаканом. Положила локти на стол и обхватила стакан обеими руками. Поглядела на меня, на Мэла, на Терри. На ее открытом лице застыло недоумение, словно ее ошарашило, что такие вещи творились с людьми. С которыми она дружит.
«Сукин сын, твои дни сочтены». Тому подобные штучки. Было страшно, скажу я вам.