какая сейчас обстановка в иране
«Смерть диктатору!» Из-за цен на бензин Иран охватили массовые протесты. Люди жгут заправки, дома и банки
Площадь древнего города Шираза охвачена едким дымом, люди разбегаются, озираясь вокруг. Несколько человек склонились над телом лежащего на земле мужчины в темных джинсах и синей майке. Он уже не дышит. Женщины рыдают, мужчины разгневаны: «Они убили его!» Так в Иране проходят протесты, уже охватившие почти всю страну. «Лента.ру» разбиралась, почему в республике начались демонстрации, кто пытается в них вмешаться и к чему это может привести.
Сожженный портрет
По данным властей, в общей сложности погибли 12 протестующих и сотрудников сил безопасности страны, 600 человек арестованы. Правозащитники из Amnesty International же насчитали как минимум 106 убитых. При этом проправительственные СМИ отмечают, что жертвой стал только один полицейский.
На фоне происходящего Корпус стражей исламской революции (КСИР — элитное подразделение иранской армии) заявил, что страна понесла большой ущерб, и пригрозил расправиться с протестующими, если волнения не прекратятся. После этого власти сообщили, что демонстранты успокаиваются и уже через пару дней все совсем утихнет.
А на следующий день протестующие стали жечь портреты аятоллы Али Хаменеи.
Поддержать революцию долларом
Поводом для протестов стало введение новых квот на бензин и резкое повышение цен. 15 ноября правительство распорядилось увеличить стоимость топлива в два раза: теперь литр стоит 15 тысяч иранских риалов (0,2 доллара). Автомобилисты могут закупать по этой цене не более 60 литров в месяц, а сверх квоты бензин продается по 30 тысяч. Правительство заявило, что доходы от повышения цен пойдут на субсидии для 18 миллионов иранских семей.
После начала протестов власти немного смягчили позицию. 18 ноября было объявлено о дополнительных выплатах самым бедным слоям населения, сильнее всего пострадавшим от повышения цен. Им пообещали выделить до 2 миллионов риалов (18 долларов) в первую неделю, дальше субсидии должны стать ежемесячными. Тем не менее на общие настроения граждан это не повлияло, и протесты продолжились.
Корни недовольства лежат глубже: в Иране уже долгие годы тяжелая экономическая ситуация. Согласно исследованиям, в 2016 году до 40 процентов жителей некоторых провинций жили за чертой бедности. Но даже тогда экономическая ситуация в стране была лучше, чем двумя годами позже.
Проблема прежде всего в нефтяном проклятии — черное золото является основой иранской экономики, поэтому любые колебания цен серьезно влияют на страну. Серьезной проблемой стало введение санкций США в мае 2018 года: Вашингтон установил полное эмбарго на экспорт иранской нефти после того, как американцы в одностороннем порядке объявили о выходе из Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД) — соглашения по иранской ядерной программе.
В результате рост ВВП Ирана в 2018 году снизился до 3,8 процента. Эксперты прогнозируют и дальнейшее снижение: к 2021 году рост ВВП может сократиться в два раза. Американские специалисты заявили, что из-за санкций Исламская Республика потеряла до 50 миллиардов долларов.
Еще одна серьезнейшая проблема страны — высокий уровень безработицы среди молодежи, который в 2019 году достиг 28 процентов. В целом иранцы испытывают большое экономическое давление из-за санкций, и для многих повышение цен стало последней каплей.
Впрочем, протесты, связанные с тяжелой экономической ситуацией, для страны не в новинку: Иран переживал подобное на рубеже 2017-2018 годов. Тогда люди вышли на улицы со схожими лозунгами, требуя разобраться с внутренними делами, а уже потом концентрироваться на внешней политике.
Похожие настроения наблюдаются и сегодня. Люди недовольны тем, что режим Хаменеи тратит деньги на спонсирование внешних кампаний и укрепление своего влияния на Ближнем Востоке; постепенно требования реформ перешли в обвинения в адрес аятоллы — его призывают подать в отставку. «Не Газе и не Ливану — я жертвую свою жизнь Ирану», — такие лозунги слышны с самого начала протестов.
«Люди уже хоронили меня» Россиянка отправилась в одну из самых закрытых стран мира — Иран. Что она там увидела?
Иран всегда считался одной из самых закрытых стран в мире и редко привлекал внимание туристов из-за своей консервативности. После обострившейся политической ситуации в январе 2020 года и сбитого иранскими военными пассажирского самолета путешественники и вовсе боятся посещать персидское государство. Корреспондентка «Ленты.ру» случайно оказалась в Иране во время этих событий и рассказала, стоит ли туристам опасаться поездок туда. О ее маршруте по живописным городам, культурном достоянии страны и менталитете местных жителей — в репортаже «Ленты.ру».
«Что-то в этой стране вас ждет»
Я выхожу из отеля в Ширазе и оглядываюсь по сторонам. Почти везде проезжая часть заблокирована, потому что улицы наводнили толпы местных жителей с плакатами, на которых изображен человек в форме с седыми волосами. Многие плачут. Из колонок доносится речь выступающего, транслируемая из Тегерана. В тот день почти вся страна вышла на улицы.
Вот уже четыре года подряд мы с родителями уезжаем на Новый год в какую-нибудь экзотическую страну. Начинали с Шри-Ланки и Макао, год назад были в Омане, а в этот раз решили отправиться в Иран — авиабилеты туда стоили недорого. К тому же мы много читали об исламской революции, и нам стало интересно посмотреть, насколько сильны ее отблески сейчас. Вдобавок долгое время Исламская Республика была закрыта для туристов, теперь же визовый режим упростили. Позже еще выяснилось, что иранские пограничники не ставят никаких штампов в паспорта, чтобы потом у путешественника не было проблем при посещении стран, у которых с Ираном напряженные отношения.
Решено — сделано: билеты купили в октябре. А в конце ноября Иран охватили протесты из-за подорожания цен на бензин. Наши родственники всполошились: почти каждый день бабушка и дедушка начинали телефонный разговор с советов сдать билеты и отменить все брони в гостиницах. До поездки оставался месяц, и мы решили не торопиться. Но даже после окончания протестов бабушка иногда повторяла: «Что-то в этой стране вас ждет».
«Люди у нас очень религиозные»
31 декабря мы наконец приехали в Иран. С первого же дня я нацепила на себя шапку и не расставалась с ней до конца поездки — в этой стране женщинам и девушкам запрещено ходить без головного убора, даже туристкам. Первым делом мы поехали в Кашан, примерно в паре сотен километров от Тегерана. Пробыли там недолго — всего один вечер. Город выглядит очень маленьким. В старой его части множество построек песочного цвета, и было интересно наблюдать, как женщины, укутавшись в темные чадры, спешат с намаза домой.
Иранцы любят сладости, и магазинов с ними везде много: продают сахар на палочках, гязы в больших упаковках, забаны и соханы. Не все так гладко в стране с интернетом: все необходимые мне соцсети — Instagram, Facebook, Telegram, «ВКонтакте» — не работали без VPN. Есть и проблемы с туалетной бумагой и в целом с салфетками — редко где вообще их можно найти. К слову, женских туалетов как таковых, по сути, тут нет — обычно это дырки в полу, которые иногда украшают орнаментом из цветов и узорами.
Кажется, местные жители в Кашане особенно консервативны. «Люди у нас действительно очень религиозные, потому что в основном осталось старшее поколение. Молодежь уехала в крупные города — учиться и работать», — рассказывает сотрудница отеля Мария, которая учится в Исфахане на преподавательницу французского языка и приезжает в родной Кашан помогать родителям. Девушка одета не в чадру, на ней красивый голубой платок и длинное бежевое платье. Она сама остановила меня, когда я прогуливалась по саду, угостила конфетой и завела разговор об именах. «Дария — это очень красивое имя. У нас тоже есть похожее, оно переводится как «море» или «вода». Я бы хотела когда-нибудь побывать во Франции или Канаде, но у меня пока нет денег. Родители зарабатывают совсем немного, да и я тоже, как и многие другие, впрочем», — говорит она.
Зарплаты в Иране и правда не очень высокие: минимальная, по сведениям правительства за прошлый год, составляет 1,6 миллиона иранских риалов в месяц — примерно 37 долларов, а средняя — 450 долларов. Официальным данным верят не все: говорят, что даже в Тегеране — крупнейшем городе, куда стекаются все человеческие и экономические ресурсы, — средняя зарплата достигает лишь 300-400 долларов. Так или иначе, с первого дня мы поняли, что иранцы — гостеприимные и образованные люди. Один из местных, увидев, что мы растерянно стоим возле плаката с Али Хаменеи, спросил, чего мы ищем, а затем показал дорогу к главной улице.
«Он просунул голову в открытое окно вместе с автоматом»
На следующее утро мы выдвинулись в Исфахан. На контрольно-пропускном пункте нас остановили иранские военные. Мама по дороге сняла с головы платок из-за жары и не сразу спохватилась, когда нам приказали остановиться. Один из военных внимательно переписал наши данные, включая имя моего отца и его мобильный телефон, а затем просунул голову в открытое окно почти вместе с автоматом и, обращаясь к маме, сказал, показывая руками: «Хиджаба, хиджаба». Посмеиваясь, они нас отпустили.
Исфахан — третий по количеству населения после Тегерана и Мешхеда. Первое, что в нем замечаешь, — это то, как люди современно одеты. Женщины, к примеру, носят вполне повседневную одежду, сочетая ее с красивыми платками самых разных оттенков. Тут я впервые увидела знаменитые голубые мечети и иранский кинотеатр: иностранных фильмов там не так уж много, больше местных. Было необычно смотреть на афишу иранского боевика, на котором изображена девушка с пистолетом в шейле или хиджабе.
Под теплым зимним персидским солнцем местные продавцы несколько раз пытались завести нас в магазин ковров на главной городской площади и делали это очень ненавязчиво: приглашали на чашку чая, но не настаивали, если мы отказывались. Вообще за всю поездку я не заметила, чтобы кто-то хотел нажиться на путешественниках: из-за своей закрытости Иран еще не избалован туристами, как та же самая Турция, и продавцы не стремятся завышать цены на свои услуги. Зато попадались попрошайки — как нам объяснили, это были беженцы из Сирии или цыгане, — они пытались продать нам дешевые жвачки или браслеты. Мать с дочкой даже подошли ко мне вплотную, когда я сидела на стуле в магазине. Позже в Тегеране одна девочка, получив небольшую купюру от нашего гида, снова неожиданно появилась на другой улице и начала дергать за рукав моего отца.
«Третья мировая ведь уже давно идет»
Следующим утром, 3 января, я узнала об убийстве Сулеймани. В полдень мы уже были в Йезде. Еще на подъезде к городу заметили, что повсюду висели плакаты погибшего генерала. Одна из мечетей была почти полностью обернута в темную ткань, а на центральной площади — все увешано черными флажками. Все газеты пестрели снимками Сулеймани, а на машинах и автобусах появились наклейки с его портретом на фоне светлого купола мечети. В лифте торгового центра транслировали музыкальные ролики с его изображениями, а после — кадры с запрещенной в России террористической организацией «Исламское государство» и их погибшим лидером Аль-Багдади. После того как я выложила в сторис снимок газетного прилавка, получила сообщение от знакомого американца, участвовавшего в боевых сражениях в Афганистане: «Попались. Он получил запоздалый рождественский подарок».
С заходом солнца улицы немного потускнели из-за слабого освещения, а в центре открылся вечерний базар, на котором торговали конфетами, цветастыми сумками и сладостями. Людей было мало, несмотря на то что был выходной. В одном из переулков между старыми домами песчаного цвета три парня ехали на одном маленьком скутере. Из-за угла неожиданно появились полицейские и подрезали их. Двое спрыгнули со скутера и сбежали, а один остался — он смотрел стражам порядка в глаза и умолял не забирать его транспорт. Те посмеивались — было видно, что они с нарушителями знакомы и встречаются уже не в первый раз. Но скутер все же отобрали, и его владелец понуро побрел пешком.
В одном из местных кафе мне удалось подключиться к интернету. «А ты в Иране сейчас? ******. Удачи», «Как же умело ты выбрала страну для каникул», «Даша, ты что, правда в Иране? Будь осторожнее», «Бомбы уже начали кидать?» — посыпались обеспокоенные сообщения от моих знакомых и друзей. Толком не понимая, что, собственно, произошло, я спросила у одного из них, чем вызвана такая масштабная паника. Он мне ответил, что в Twitter вышел в топ хештег WWIII — третья мировая война. Тем временем в Йезде было спокойно, хотя кое-где и пошли слухи о том, что в Тегеране начались митинги против США и Израиля. Позднее, когда я была в Ширазе, там транслировали, как местные топчут и сжигают американские флаги.
«Сулеймани был действительно важным человеком для страны. К нему относились двояко, но то, что они попали в самое сердце политического Ирана, в этом нет никакого сомнения, — рассказывает продавец сладостей Джамиль. — Третья мировая ведь уже давно идет, мне кажется. Ирак, Сирия, другие военные точки. В Иране вряд ли что-то подобное произойдет, потому что у нас достаточно старая власть, которая держит все под контролем. Порядки очень-очень древние и крепкие». В свою очередь местный студент-инженер сказал мне, что не только не верит в возможность масштабных военных действий, но и не понимает всеобщего траура по генералу, который приказывал разгонять митинги в Тегеране: «Как минимум странно настолько чтить «подавителя» своего народа, хоть он и боролся с ИГ».
Тем временем в соцсетях мне начали предлагать помощь, спрашивали, зачем я сюда вообще поехала, и неприятно шутили. Все это напоминало ситуацию разгорающегося информационного терроризма: пока я спокойно сидела на главной площади на лавке и ела кокосовые конфеты, люди, находящиеся в тысяче километров от Ирана, уже хоронили меня, других туристов и местных жителей, как минимум, вместе с давно почившими персидскими царями Дарием и Ксерксом. Я сначала даже немного испугалась: «А что, если и вправду сейчас введут чрезвычайное положение, а мы еще не посмотрели Шираз и Тегеран?» Но потом вспомнила, что билеты назад куплены только на 9 января, и до этого момента не стоит нервничать.
«Я желаю ему смерти, умер бы он поскорее»
Дальше мы отправились в древний персидский город Шираз, до исламской революции славившийся своим вином. Портретов генерала там было значительно больше, чем в Йезде, — изображение погибшего проецировалось даже на местную крепость. Внимание привлекала и громко кричащая музыка, правда, она была вовсе не траурной, а наоборот, звучала так, будто к чему-то призывала. Активисты в «поддержку суверенитета Ирана» совали листовки с портретом Сулеймани беспорядочно проезжающим мимо автомобилистам, позднее даже образовалась большая пробка. В Иране в целом водят довольно ужасно: водителям плевать на пешеходов, они никогда не уступают им дорогу, а те в свою очередь плюют на них и переходят дорогу, где хотят. Инициатива с трафаретами окончательно застопорила движение: автобусы стояли наперекосяк, машины как-то пытались вырулить из этой пробки, но все было безуспешно.
«Мы не против американцев, понимаете? Не против, — рассказывает Давид, один из активистов «за Сулеймани», как они себя называют. — Нам Трамп не нравится. Он посягает на независимость, на спокойную жизнь страны. Я чувствую неидеальность и нашей страны тоже, но я не позволю ее тронуть. И если надо, мы будем мстить. Даже если это будет стоить нам крови, жизни, всего». Еще более радикально настроенный участник движения заявил: «Почему Трамп не ответил до сих пор за то, что он сделал на Ближнем Востоке? Почему другие страны страдают, и мы должны страдать? Я желаю ему смерти, умер бы он поскорее».
Утром 7 января в холле нашего отеля столпились постояльцы — они смотрели телевизор, на котором транслировали похоронные процессии в разных городах. Многие приехали в родной город Сулеймани Керман, чтобы лично проститься с генералом. Самая большая прощальная церемония — по всей видимости, в Тегеране. Когда мы вышли из отеля, увидели, что почти вся соседняя улица полна людей, они идут с фотоплакатами генерала или лозунгами против США: их даже не могли объехать машины, потому что многие вышли на проезжую часть. Люди плакали, эмоции их переполняли. Из автомобилей сигналили, поддерживая шествие, а из колонок доносилась громкая речь дочери погибшего.
Армения и Азербайджан разместят пограничные пункты на ведущей в Иран трассе
Азербайджан разместит пункты пограничного и таможенного контроля на перешедшем под контроль Баку участке межгосударственной автотрассы из Армении в Иран. Об этом 10 ноября сообщил секретарь Совета безопасности Армении Армен Григорян в эфире Общественного телевидения Армении.
«Сегодня азербайджанская сторона проинформировала, что с 0:00 11 ноября на данном участке автотрассы Горис–Капан (Сюникская область на юге Армении. — Ред.) будет осуществлять функции пограничного и таможенного контроля, будут установлены таможенные пункты», — сказал Григорян.
В ответ на это армянская сторона также предпримет соответствующие шаги и установит на данном участке свои контрольные пункты.
Григорян добавил, что альтернативная объездная дорога, связывающая города Горис и Капан и идущая в Иран, уже готова для эксплуатации.
Ранее, 7 октября, руководитель пресс-службы азербайджанского МИДа Лейла Абдуллаева рассказала, что Азербайджан считает полезным обсуждать нормализацию отношений с Арменией. По ее словам, есть вероятность, что состоится встреча министров иностранных дел двух государств.
За день до этого президент Азербайджана Ильхам Алиев заявил о частичном открытии коммуникации Баку с Ереваном. Глава государства заверил, что Азербайджан хочет наладить отношения с Арменией и начать переговоры по мирному соглашению.
Отношения двух стран остаются напряженными с момента объявления Нагорным Карабахом о выходе из состава Азербайджанской ССР в 1988 году. В ходе войны в 1992–1994 годах Азербайджан потерял контроль над регионом. В течение этого времени происходило обострение ситуации.
Как Иран потерял Ирак
Тегерану в последние месяцы категорически не везет в геополитике.
Зачистили
Ирану в последние месяцы категорически не везет в геополитике. Исламская Республика уже потеряла контроль за ситуацией на Южном Кавказе – победа Турции и Азербайджана резко ослабила иранские позиции в регионе, и попытки Тегерана выразить возмущение массовыми демонстрациями силы возле азербайджанской границы ни к чему не привели. Сейчас же иранцы стремительно теряют контроль над не менее важным для них регионом – Ираком.
В среде безграмотных людей бытует мнение, что Иран и Ирак – это одно и то же. В среде более-менее сведущих распространен другой миф – что иракские шииты все по определению являются союзниками Ирана. Просто потому, что они шииты – то есть придерживаются той ветви ислама, которая является доминирующей в Иране. К слову сказать, иранские стратеги думали точно также во время ирано-иракской войны и надеялись, что иракские шииты поддержат их наступление на Ирак. Однако этого не произошло – большая часть иракских шиитов чувствовала себя скорее иракцами и арабами, нежели шиитами.
Да, в XXI веке иранцы провели работу над ошибками. Во время хаоса, возникшего в ходе американского вторжения, проиранские боевые отряды провели зачистку шиитских лидеров, отправив на тот свет многих влиятельных противников Исламской Республики. Этот факт, а также значительные иранские инвестиции (в виде денег, логистики, обучения, поставок оружия) в шиитское сопротивление американцам позволил Тегерану на какой-то срок действительно получить контроль за всем Южным Ираком. На иранские деньги и при помощи инструкторов из КСИР были созданы шиитские ополчения (ХашдАш-Шааби или Отряды народной мобилизации), которые не только обеспечивали иранский контроль над страной, но и внесли решающий вклад в победу над террористами из Исламского государства. Сейчас контролируемые Ираном шиитские ополчения – это, по факту, самая настоящая армия, состоящая из порядка 130 тысяч бойцов.
Однако со временем выросло новое поколение шиитских лидеров, которые ставили гражданскую и национальную идентичность выше религиозной. Лидеров, которые не хотели ни американской, ни иранской оккупации. И главным в этой когорте лидеров стал Муктада ас-Садр.
Без страха и упрека
У него есть все для красивой лидерской биографии. Есть правильное происхождение – Моктада является сыном лидера всех иракских шиитов Мохаммеда Садека ас-Садра, убитого по указанию Саддама Хусейна. И сын за папу отомстил – по слухам, именно Моктада был тем самым палачом в маске, который казнил Саддама Хусейна через повешение в 2006 году. Моктада также является героем иракского сопротивления – он и его бойцы активно боролись против американских и британских оккупантов (окопавшихся в южном Ираке). Наконец, Моктада приобрел образ великого благотворителя – социально-политическое крыло его движения (которое условно называют садристами) активно помогало все эти годы бедным иракским шиитам сводить концы с концами. Эта помощь позволила Моктаде ас-Садру выступать своего рода моральным камертоном в вопросах социальной справедливости, в том числе и активно пиариться на призывах к борьбе с коррупцией. Лозунг вполне себе популярный среди молодежи, а на сегодняшний день 60% населения страны – это люди младше 25 лет.
Ну и, наконец, ас-Садр (несмотря на то, что несколько лет скрывался на территории Ирана) не считал себя чем-то особо обязанным Тегерану. Конечно, он не враждовал с восточными соседями – но в то же время демонстрировал, что открыт для переговоров с другими силами. Даже с теми, кто на ножах с иранцами. Так, в 2017 году Муктада ас-Садр отправился в Саудовскую Аравию на переговоры с кронпринцем Мохаммедом бин Салманом (еще раз – лидер одной из политических сил Ирака удостоился личной встречи аж с самим наследником саудовского престола). Конечно, кто-то в Ираке посчитал это предательством и даже стал называть Мукдаду Ас-СадраМуктадой Аль-Саудом, однако все внешние игроки выводы сделали.
Мертвые души
Все – в том числе и сам Иран. Неудивительно, что на этих выборах именно ас-Садр, а не светские шиитские, а также суннитские или курдские партии, рассматривался иранцами как главная угроза их позициям в стране. И, казалось бы, Тегеран должен был сделать все возможное для того, чтобы проиранский шиитский блок Фатх(своего рода политическое крыло ополчений Хашдаш-Шааби) получил максимальное количество голосов.
Сделать это оказалось очень непросто. И не только потому, что все иракцы помнили, как именно бойцы Хашдаш-Шааби разгоняли в 2019 году массовые антикоррупционные митинги (в ходе чего на тот свет отправилось как минимум несколько сотен демонстрантов). Еще и потому, что победить проиранским силам мешал полный бардак в их рядах. Дело в том, что, абсолютно верно отмечает Института Ближнего Востока, значительная доля голосов, отданных за Фатх, должна была быть отдана самими ополченцами. Которых, напомним, в Ираке больше 100 тысяч человек – и это без учета голосов их семей. Однако для того, чтобы ополченцы проголосовали по месту службы, начальство должно было заблаговременно подать списки бойцов в Независимую высшую избирательную коммиссию. И списки туда не поступили – формально потому, что руководство ополченцев посчитали их «военной тайной» (мол, сервера комиссии находятся на эмиратских серверах, а значит данные о героях утекут врагам народа), а по факту, вероятно, из-за того, что в списках существует огромное количество «мертвых душ», на которые регулярно капает зарплата и довольствие из госбюджета. В итоге для того, чтобы проголосовать, бойцы должны были оставить службу и вернуться на место жительства – и, вероятно, мало кто из них так поступил. А призывы к шиитам «компенсировать голоса героев своими» не возымели эффект.
В итоге для Фатха выборы закончились самым настоящим провалом. Если в нынешнем парламенте у них 48 мандатов из 329, то в следующем будет не больше 16. Его руководство отказывается смириться с таким разгромом, обещает «сделать все возможное для того, чтобы не прекратить манипуляцию с голосами». Некоторые уже говорят о физическом сопротивлении – однако полномасштабные бои все-таки маловероятны.
И не только потому, что иракцы не поймут. Еще и потому, что ас-Садр, по мнению экспертов, займет грамотную позицию.
Иранская синица
При этом сам Садр уже занял крайне взвешенную позицию. Да, с одной стороны он выступает против всемогущих проиранских ополчений.
С одной стороны, Тегерану стоит согласиться на такую формулу – за неимением лучших вариантов выбрать синицу в руке. Однако проблема в том, что согласие может создать прецедент. Ведь не исключено, что по пути Ирака пойдет и Сирия. Башар Асад, конечно же, благодарен Ирану за колоссальные инвестиции – как военные, так и экономические – в победу Дамаска над террористами, однако не готов платить за это иранцам суверенитетом. Асаду-младшему не нужно ни превращение Сирии в вассальное Ирану государство, ни роль антиизраильского оплота аятолл. До начала гражданской войны сирийский президент вел с Тель-Авивом переговоры об урегулировании конфликта вокруг Голанских высот (оккупированной Израилем в 1967 году территории Сирии), и, вероятно, хочет продолжить эти переговоры после окончательной победы над сирийской оппозицией и террористами. А что позволено иракцам, то может быть позволено и сирийцам.