какая война длилась 100 лет

Переломный период [ ]

В период передышки Карл V (король в 1364—80) реорганизовал армию, частично заменив феодальное ополчение наёмными войсками, была создана артиллерия, упорядочена налоговая система. Французское правительство заключило союз с графом Фландрии, королем Кастилии, добилось нейтралитета императора «Священной Римской империи ». Успехам военных действий, возобновленных францускими войсками в 1369, способствовало партизанское движение в областях, отошедших Англии, а также применение французской армией артиллерии. Большую роль сыграл коннетабль Б. Дюгеклен — осторожный и ловкий полководец. Карл V занял Аббевиль и Понтье. Население областей, уступленных Англии, было освобождено от присяги, данной Эдуарду; к французской эскадре присоединилась кастильская, и английский флот оказался слабее французского. Дюгеклен незадолго до того выкупился из плена, и Карл V назначил его коннетаблем Франции. Рядом с ним выдвинулось в это время еще несколько талантливых полководцев: Оливье Клиссон, адмирал Иоанн Виеннский, маршал Бленвилль и др. Французы устраивали засады, окопы, то уклонялись от битв, то внезапно поражали англичан; война выработала в армии дисциплину и стойкость, даже рыцарство уступало теперь свое место наемной пехоте. Крестьяне вели партизанскую войну, уничтожали или прятали съестные припасы. Поход герцога Ланкастерского в Пикардию и Нижнюю Нормандию окончился полной неудачей; Роберт Кнолль, выступивший из Кале с большой армией, был разбит Дюгекленом. Постепенно ряд городов — Лимож, Монконтур, Сен-Север, Пуатье, Туарс — и сто замков отворили ворота Дюгеклену. Черный Принц варварски наказал Лимож, убив 3000 чел., но вследствие болезни вернулся в Англию. Тяжкой потерей для Англии было взятие французами Ла-Рошели. Герцог Бретанский, изменив Франции, удалился в Англию. В 1373 г. почти вся Бретань была занята французами. В 1374 г. герцогом Анжуйским было взято еще 50 крепостей в Гаскони. С 1375 до 1377 г. продолжалось перемирие. В это время умерли Черный Принц и Эдуард III. В руках Англии из прежних владений остались только Бордо, Байонна, Дакс и Базас. Карл V, избегая решительных битв, продолжал войну, и в 1377 г. герцог Анжуйский взял еще 123 крепости. Французский флот под начальством Иоанна Виеннского наводил ужас на англичан, грабил берега Англии, проник в устье Темзы. Однако всех французских областей Карлу отнять у англичан не удалось. Война в Бретани усилилась с 1378 г. Иоанн Монфор оставался союзником Англии и Карл объявил его изменником. Население, боясь потерять свою независимость, поддерживало герцога и англичан; бретанское дворянство отказалось повиноваться Карлу; посланные против мятежников Дюгеклен и Клиссон вернулись в 1379 г., не достигнув цели.

К концу 70-х гг. XIV в. в руках англичан остались лишь побережье Бискайского залива от Байонны до Бордо, Брест, Шербур, Кале. Однако военные успехи французов не были закреплены. В правление (1380—1422) психически больного Карла 6 Франция была ослаблена междоусобицей арманьяков и бургиньонов. Грабежи обеих феодальных клик, рост налогов вызвали народные волнения (майотены, тюшены, кабошьены и др.).

Оккупация Франции [ ]

Ослаблением Франции воспользовались англичане, возобновив в 1415 войну; в октябре 1415 войско английского короля генриха 5 нанесло поражение французской армии при Азенкуре. После осады (1418—19) и взятия Руана англичане с помощью вступившего с ними в союз герцога Бургундского овладели всей Северной Францией и вынудили французское правительство подписать договор в Труа (1420), по которому дофин Карл устранялся от правления, Генрих V вступал в брак с его сестрой, становился регентом Франции и наследником (и его потомки также) французского престола (после смерти Карла VI). По договору в Труа Генрих V обязывался не покушаться на владения герцога Бургундского. В 1422 умерли и Генрих V и Карл VI. Англичане и герцог Бургундский признали королем Англии и Франции Генриха 6 (которому не было еще и года) — сына Генриха V; регентом был объявлен герцог Бедфорд. Королем провозгласил себя и сын Карла VI дофин Карл (Карл VII). Франция оказалась расчлененной: север и юго-запад были заняты англичанами, на востоке их владения смыкались с бургундскими владениями; под властью Карла VII оставались земли к югу от Луары (с резиденцией в Бурже). Территории, занятые англичанами, были обложены большими налогами и контрибуцией, здесь бесчинствовали английские войска; в этих районах не прекращалась партизанская война. С 1422 до 1429 г. англичане и бургундцы взяли Мелен и несколько других крепостей. Герцог Бедфордский нанес тяжкое поражение французскому войску при Вернеле (17 августа 1424 г.), где было убито множество знати; вся страна на север от Луары перешла под его власть.

Народный период войны. Освобождение Франции [ ]

Англичане перевезли Жанну в Руан и заперли в одной из башен города с оковами на ногах и цепью на шее. День и ночь при ней неотлучно дежурила английская стража, и, наконец, начался суд. Жанна обвинялась в различных «преступлениях»: в том, что она носила мужское платье, в том, что она покинула семью, в том, что она была послана дьяволом. В конечном счёте суд признал Жанну виновной в ереси. 24 мая 1431 г. Жанну возвели на эшафот и прочитали приговор, обрекавший её на сожжение. Через несколько дней после этого Жанна была сожжена, а её пепел брошен в Сену. Казнь англичанами Жанны д’Арк не изменила хода войны. Бургундский герцог заключил в 1435 с Карлом VII в Аррасе мир, по которому признал его законным государем Франции, а французский король закрепил за ним ряд земель и города по Сомме (с правом выкупа их Францией).

Весною 1436 г. начались решительные действия против англичан. Граф Дюнуа взял Мелен; парижское население решило сдать город французам, стоявшим в Сен-Дени. 13 апреля Ришмон, гр. Дюнуа и Лиль-Адан подошли к Парижу и через 4 дня заняли его; 12 ноября Карл VII торжественно въехал в свою столицу. С 1435 г. до 1444 г. война свирепствовала в разных местах. Французы были отбиты у Кале, англичане грабили берега Голландии и Фландрии, Ла-Гир и Сентраль сражались в Нормандии, где вспыхивали мятежи. Голод, повальные болезни и шайки грабителей опустошали страну. В 1438 г. в Париже умерло от заразы 50 тыс. чел.; улицы опустели, волки бродили по городу. Англия тоже страдала от голода и заразы; лучшие полководцы погибли, прежних стрелков уже было мало. В 1439 г. англичане пытались вступить в мирные переговоры близ Кале, но Ришмон взял 12 августа важный для англичан город Mo, и переговоры прервались. 19 сентября 1441 г. Карл отбил у англичан Понтуаз. В 1444 г. было заключено перемирие в Туре на два года (до 1 апреля 1446 г.), а потом продолжено до 1449 г. За время перемирия Франция сильно оправилась; у короля было постоянное войско. Положение Англии было плохое: к социальному вопросу присоединились распри в королевском доме. Франция воспользовалась первым предлогом, чтобы возобновить войну. Когда англичане напали на Фужер, город на границе Бретани с Нормандией, французы под начальством Дюнуа заняли часть Нормандии (1449). 10 ноября Карл VII овладел Руаном, победив Сомерсета и Тальбота, лучших полководцев в Англии. 15 декабря сдалась последняя крепость в Верхней Нормандии — Гарфлер. Судьба Нормандии была решена после страшного поражения англичан при Форминьи, где было убито около 4 тыс. англичан и всего 12 французов. Соммерсет отплыл в Кале, заплатив большой выкуп. 12 августа 1450 г. Нормандия была освобождена от англичан. Гораздо труднее было завоевать Гиень, где власть Англии была прочнее. 22 мая 1451 г. граф Дюнуа овладел крепостью Бле; 20 июня ему покорился Бордо, 21 августа сдалась Байонна. Рассчитывая на враждебное французам настроение жителей Гиени, Тальбот решил восстановить английское владычество и вступил в Бордо 23 октября 1452 г., но 17 июля 1453 г. при Кастильоне его армия была разбита и сам он был убит. Бордо был возвращен французам.

Итоги столетней войны [ ]

Столетняя война завершилась капитуляцией англичан в Бордо (19 октября 1453). Англия удержала на территории Франции лишь Кале (до 1558). Столетняя война стоила французскому народу огромных жертв, нанесла урон экономике страны, отчасти задержала процесс централизации французского государства, но на последнем этапе способствовала росту национального самосознания.

Начали восстанавливаться и фактически прерванные событиями Столетней войны экономические связи между отдельными областями Франции. Формирование единого внутреннего рынка шло быстрыми темпами. В Северной Франции большое развитие получили ярмарки в Нормандии, в Северо-Восточной — ярмарки в Шампани. Интенсивная торговля шла по Сене, Соне и Роне от Руана (на севере) и до Марселя (на юге). Всеевропейское значение получили ярмарки в Лионе, находившиеся под особенным покровительством королевской власти. Здесь встречались торговавшие сукнами купцы из Нормандии с купцами из Лангедока и Пуату. Сюда доставлялись полотна из Фореза, меховые изделия из Оверни и Лимузена, красящие вещества из Альбижуа и ремесленные изделия из Парижа. Таким образом, укреплялись экономические связи между южной и северной частями Франции. Слабее были развиты внутрирыночные связи на юге Франции, где по-прежнему процветала транзитная торговля с Востоком, Италией и Испанией. Лангедокские города, подвергшиеся разгрому во время альбигойских войн, уже не смогли достичь прежнего цветущего состояния.

В Англии Столетняя война временно укрепила политическое влияние феодальной аристократии и рыцарства, что подготовило вспышку феодальной анархии во второй половине XV в. и замедлило процесс централизации государства.

Источник

Столетняя война: начало династического конфликта

Высокое Средневековье (подразумевается период приблизительно с XI по середину XIV вв. включительно) общепринято считается эпохой мрачноватой и, мягко говоря, некомфортной для проживания, и, пожалуй, она является самым оболганным историческим периодом, о котором сочинено немыслимое количество небылиц, породивших массу устойчивых стереотипов. Среднестатистическому обывателю эти времена представляются одной огромной грязной лужей, в которой плещутся заражённые всеми мыслимыми и немыслимыми инфекциями рыцари, повседневно ходящие в доспехах, и благородные дамы, покрытые лишаем и оспинами от пяток до макушки. Купание в грязище происходит на фоне непременных костров инквизиции, сжигающей всех, до кого можно дотянуться, беспрестанных войн, наносящих катастрофический урон, массовых эпидемий и религиозного мракобесия.

Картина, что и говорить, неприглядная и устрашающая, причём вышеописанные стереотипы доселе массово тиражируются, и любая попытка не то что прямого отрицания, а даже невинное желание разобраться – как же всё обстояло на самом деле?! – вызывает снисходительную усмешку и побивается железным аргументом: «Это ведь общеизвестно!» Тут стоит напомнить, что существование колдовства в Средневековье тоже было общеизвестным фактом, отрицать который было абсурдно, а иногда и наказуемо.

О тепле и комфорте

Во-первых, подходить к менталитету и мировоззрению человека той эпохи с современными мерками абсурдно не менее – люди тогда думали и действовали совершенно иначе, чем в XXI веке. Если даже всего сто лет назад Уинстон Черчилль, сын герцогини Мальборо, уверенно говорил о том, что «люди от рождения не равны друг другу», то что говорить о более ранних временах – разница между дворянством и чернью была запредельна, ведьмы и колдуны были частью всеобщего мифологического менталитета, святые совершали чудеса, религиозность являлась основой жизни, а встретить человека, не верующего совсем, было невозможно.

Во-вторых, никто не собирается возражать: и войны, и эпидемии присутствовали – но взгляните на современность, они никуда не исчезли и сейчас! Лишь специфика эпохи была совершенно иной из-за принципиально разных экономических и даже природных условий (снова не забываем о соответствующем историческому периоду образе мыслей и «массовом бессознательном»). Что же касается «уровня жизни» в Европе – точнее, качества жизни – то приблизительно до 20–30-х годов XIV века таковое качество было неслыханно высоким для всех сословий, от высшего дворянства до распоследнего крестьянина (похожих показателей удалось достичь только лет через пятьсот, и то не везде), и объясняется этот феномен тремя наложившимися друг на друга уникальными обстоятельствами:

1. Низкая плотность населения при большом объёме посевных и пастбищных площадей с высокими урожаями, что способствовало бурному росту аграрной экономики. Всего в Европе на 1300 год проживало около 60–70 миллионов человек, не испытывавших проблем с продовольствием.

2. Отсутствие глобальных внутриевропейских конфликтов с втягиванием в них практически всех государств континента. Все излишние силы исходно были брошены в Крестовые походы на Ближний Восток и начало Реконкисты в Испании. У христианской общности (безразлично, римского или константинопольского исповедания) имелся общий враг – сарацины или испанские мавры.

С климатическим оптимумом связан и «Ренессанс XII века» (Rinascimento del XII secolo – итал.), невероятный культурный всплеск времен Высокого Средневековья, затронувший многие области – от философии и поэзии до архитектуры («готическая революция») и создания европейских университетов. Согласимся, что голод, холод и необустроенный быт развитие творчества не стимулируют, а значит, у людей было достаточно времени и средств для того, чтобы не вести борьбу за существование, а сочинять поэмы и строить грандиозные соборы…

Belle Époque Средневековья закончилась внезапно – настолько внезапно, что учёные мужи до сих пор таскают друг дружку за бороды, выясняя, что же именно произошло: извержение супервулкана, падение крупного метеорита, замедление течения Гольфстрима или резкое снижение солнечной активности? Всего за два года (1315–1317 гг.) Европа переживает экологическую катастрофу немыслимых прежде масштабов – похолодание обрушилось весной 1315 года, всё лето шли дожди, «. а солнце будто перестало греть». То же самое произошло в следующем году, и снова повторилось ещё через год. Неурожаи вызвали массовый голод с огромной смертностью (предположительно, 15–25 процентов населения), затронувший все тогда существовавшие государства Европы – от Англии до Польши и Италии со Скандинавией.

Однако Великий голод стал лишь первым звонком – никто и предположить не мог, что после столетий благополучия и экономического процветания в XIV веке на континент обрушится череда кризисов настолько глобального масштаба, что само существование Европы как единой религиозно-культурной общности окажется под угрозой.

Столетняя война. Генезис

Тут нет смысла в подробностях описывать вялотекущий династический конфликт между Францией и Англией, начавшийся ещё во времена короля Генриха II, отца небезызвестного Ричарда Львиное Сердце. Надо лишь сказать, что королевские семьи Плантагенетов и Капетингов были связаны теснейшими родственными узами, что в определённых обстоятельствах могло позволить той или иной стороне претендовать на престол соседей. Весьма плодовитая и обширная династия Капетингов неожиданно пресеклась в начале XIV века (тоже весьма нехороший знак!) – все трое сыновей французского короля Филиппа Красивого умерли, как и единственный внук по мужской линии, и трон перешёл к младшей линии Валуа. Это позволило англичанину Эдуарду III Плантагенету заявить свои права на французскую корону – по матери он являлся родным внуком Филиппа Красивого, то есть, формально более близким родственником короля, чем усевшийся на трон Филипп VI де Валуа.

Кроме того, в течение нескольких последних столетий Англия утратила на материке обширные территории, перешедшие под власть Парижа – Гасконь, Нормандию, Мэн, Анжу, Пуату, а главное – под угрозой находилось богатейшее и обширное Великое герцогство Аквитанское. Формально герцогом Аквитании оставался английский король, но территория частично контролировалась французами ещё со времён Филиппа II Августа – поистине великого государственного деятеля, сто с лишним лет назад превратившего Францию из захудалого королевства, обладавшего крошечной территорией вокруг Парижа, в европейскую супердержаву.

Филипп де Валуа в 1337 году совершенно недипломатично предъявляет Эдуарду Английскому требование вернуть титул герцогов Аквитанских хотя бы потому, что de facto на это владение претендовала Франция. В ответ на такую наглость король Англии вновь выдвигает претензии на французскую корону, хотя исходно он от неё отказался – согласно «Салической правде», принятой ещё древними франками в конце V века н.э., наследовать могли только потомки по нисходящей мужской линии, а Эдуард был сыном Изабеллы: родной, но абсолютно не наследующей дочери Филиппа Красивого. Сейчас, ввиду осложнившихся политических обстоятельств, англичанин отверг салический закон, объявил, что право первородства стоит выше этих замшелых законодательных реликтов, а выкопать пункт правил давно позабытой «Салической правды» (с одобрением такового Генеральными штатами и Палатой пэров Франции), юристов заставил Филипп де Валуа – разумеется, с целью узурпации трона у законного претендента.

Формально правы были обе стороны. Законодательный кодекс салических («западных») франков почти восьмисотлетней давности давно утратил актуальность – в старинные времена военный вождь или король обязан был являться мужчиной: в конце концов, женщина ведь не поведёт дружину в бой? Да и вообще, у варварских племён родство по мужской линии считалось приоритетным – допустим, семиюродный дядя считался более близким родственником, чем брат родной матери. Пережитки родоплеменного строя и «военной демократии», к XIV веку уже являвшихся невообразимой древностью! Более позднее феодальное право ясно признавало наследование по праву первородства – во многих странах Европы, если не осталось других родственников, получить трон вполне мог внук монарха по женской линии. Были известны женщины-регентши, обе правили Францией (королевы Анна Ярославна и Бланка Кастильская), а уж пример королевы Англии Эленоры Аквитанской, фактически управлявшей, и весьма успешно, страной во время отсутствия отправившегося в Третий Крестовый поход Ричарда Львиное Сердце, был общеизвестен – происходило это всего чуть более столетия назад.

Действиями Эдуарда III, возможно, двигали и иные причины: его прапрадед, основатель династии Плантагенетов (и муж упомянутой Элеоноры Аквитанской), вынашивал идею создания империи, включающей собственно владения в Британии, Шотландии и Ирландии, и обширнейшие земли на континенте – утерянные уже после его смерти, в XIII веке. По разным причинам этот проект не был реализован, а затем началось резкое возвышение Франции, вынудившей обитателей Альбиона убраться восвояси на свои острова. Прямых свидетельств тому мы не знаем, но предполагать можем – Эдуард решил воспользоваться «окном возможностей», чтобы использовать право первородства в целях геополитических: не только вернуть потерянные английские владения, но и стать единым королём Англии и Франции, то есть, императором, подобным кайзеру Священной Римской империи – и ведь не факт, что Римский Папа не одобрил бы столь благое начинание…

С чисто юридической точки зрения претензии Эдуарда являлись вполне справедливыми, но и Филипп де Валуа царствовал законно по уложениям «Салической правды» как ближайший родственник по мужской линии, внук Филиппа III Смелого и дядя последнего правившего Капетинга, Карла IV. Появился совершенно очевидный повод для войны – династический кризис, два теоретически законных претендента. А закон, как известно, что дышло…

Опять же, в 1337 году ни у кого и мысли не могло возникнуть, что начавшаяся война продлится (с тремя паузами продолжительностью до 20 лет) аж до 1453 года, что за это время появится артиллерия, а рыцарская конница как основа вооружённых сил начнёт постепенно уходить в прошлое. Что Франция явит миру, пожалуй, самую знаменитую святую своей эпохи (да и будущих времён) – Орлеанскую деву, Жанну д’Арк, – а мировая военная история обогатится именами прославленного впоследствии Шекспиром Фальстафа, или воспетого Конан-Дойлем и Дюма Чёрного Принца, Бертрана дю Геклена или маршала Жиля де Ре, более известного как Синяя Борода.

И уж конечно, ни в Тауэре, ни в Лувре не предполагали, что спустя всего десятилетие после начала конфликта над Европой пронесётся чудовищная гроза, последствия которой в процентном исчислении не сравнятся даже с обеими мировыми войнами далёкого будущего – подразумеваются общие потери населения, тотальная экономическая катастрофа и резкая смена типа хозяйствования впоследствии…

Тут надо сделать обязательную ремарку: по состоянию на середину XIV века войны велись сравнительно небольшими профессиональными армиями, и назвать их опустошительными никак нельзя: наоборот, имущество старались беречь, поскольку оно должно было перейти новым хозяевам, а восстанавливать разрушенное долго и дорого, особенно в условиях дефицита высококвалифицированной рабочей силы.

Не надо думать, что наши предки были глупее или недальновиднее нас с вами: да, они были другими, но только не глупыми, а такие полезные понятия, как «стратегия», «господство на море», «логистика» или «разведка», европейцы в полной мере унаследовали от Древнего Рима – разумеется, звучали эти слова иначе, но смысл от этого не менялся. Король Эдуард и его правительство прекрасно осознавали, что добиться успеха на территории противника, во Франции, можно только одним способом: английскому флоту требуется оперативная свобода на море, плюс поддержка с суши – следовательно, необходимо разгромить флот противника в генеральном сражении и создать укреплённые базы на побережье Нормандии, Артуа и Фландрии, откуда можно вести наступление в глубину территории неприятеля.

Первые успехи, первые потери

Англичане моментально уяснили степень опасности и энергично приняли меры противодействия. В наспех собранной эскадре насчитывалось около 250 кораблей с лучниками и абордажными командами на борту. Король Эдуард, лично командовавший флотом, отдаёт приказ к атаке. Здесь мы дадим слово германскому историку и капитану первого ранга Кайзермарине Альфреду Штенцелю (1832–1906), написавшему в 1889 году книгу «История войны на море»:

«…24 июня 1340 года, рано утром, при хорошей погоде, английский флот находился перед Западной Шельдой, но не мог атаковать неприятеля из-за противного ветра; о направлении ветра в источниках ничего не говорится, но, вероятно, он был северо-восточный. Вследствие этого англичане поворотили к северу, чтобы подойти к неприятелю с другой стороны, французы, по-видимому, вообразили, что англичане не хотят вступать в бой; по некоторым сведениям, они даже разомкнули связывавшие их корабли цепи, чтобы пуститься в погоню за неприятелем. Однако, как только английский флот отошёл на достаточное расстояние, чему помог и прилив, Эдуард III приказал изменить курс, и вскоре после полудня флагманский корабль адмирала Марлея, шедший в голове линии, начал сражение. Корабли эти были прежде всего осыпаны тучей стрел с палуб и с марсов; затем вышли вперёд корабли с тяжёлой пехотой, забросили абордажные крюки и начали абордажный бой. Французы храбро оборонялись. В самом начале боя данным почти в упор залпом корабельной артиллерии они вывели из строя одну английскую галеру и потопили следовавший за флотом транспорт. Серьёзные повреждения получил и «Томас», флагманский корабль Эдуарда. Но при равном мужестве, преимущество оставалось на стороне англичан, корабли которых могли передвигаться. Сам король участвовал в абордажной схватке и был легко ранен. Корабли первой французской линии были один за другим захвачены; бой продолжался много часов и, несмотря на долготу дня, затянулся до самой ночи. Вторая и третья линии отказались от дальнейшего сопротивления, экипажи покинули корабли и стали искать спасения на шлюпках, но с такой поспешностью, что лодки перевертывались, и масса людей при этом погибла. Нападение с тыла на отступающих французов фламандских рыбаков, возмущённых учинёнными теми грабежами, ещё больше усилило панику».

В итоге первого крупного сражения Столетней войны лёгкие и манёвренные генуэзские галеры, видя разгром на тяжёлых кораблях, обратились в бегство и сумели уйти. Весь остальной флот Франции был или захвачен или уничтожен, оба командующих погибли (один в бою, второй был сразу повешен англичанами за «военные преступления», а именно – за совершенно варварские грабежи на фламандском побережье), французские потери исчисляются несколькими тысячами погибших (точное число не известно, а английские хроники с якобы 30 тысячами убитых доверия не заслуживают). В свою очередь, англичане о своих потерях не упоминают вовсе, французы же говорят о 4000 потерь у неприятеля – следовательно, истина лежит где-то посередине…

Впрочем, все жертвы Слёйса не идут ни в какое сравнение с очень близким и наводящим дрожь будущим: всего через восемь лет обе воюющие стороны падут под всесокрушающим ударом природы. Но об этом – во второй части.

Источник