Ну так что тут говорить
Nav view search
Navigation
Search
Вход / Регистрация
А. Галич Ну, так что ж тут говорить
Ну, так что ж тут говорить, что ж тут спрашивать,
Вот стою я перед вами, словно голенький,
Я с племянницей гулял, с тетипашиной,
И в «Пекин» ее водил, и в Сокольники.
Поясок ей покупал поролоновый
И в палату с ней ходил Грановитую,
А жена моя, товарищ Парамонова,
В это время находилась за границею.
И кричит она, кричит, а голос слабенький,
А холуи уж тут как тут, каплют капельки,
И Тамарка Шестопал и Ванька Дёрганов
И который референт, что из органов.
Тут как тут, ну прямо тут как тут.
В общем, ладно, прихожу на собрание,
Дело, помню как теперь, было первого,
Я, конечно, бюллетень взял заранее
И бумажку из диспансера нервного.
А Парамонова, гляжу, в новом шарфике,
Как увидела мeня, вся стала красная,
У них первый был вопрос: «Свободу Африке»,
А потом уж про меня, в части: «Разное».
Как про Гану, все в буфет за сардельками,
Да я и сам бы взял кило, да плохо с деньгами.
А как вызвали меня, то сник от робости.-
А из зала мне кричат «Давай подробности!
Всё как есть, ну прямо всё как есть. «
«Ну, так что ж тут говорить, что ж тут спрашивать
Вот стою я перед вами, словно голенький
Я с племянницей гулял, с тетипашиной
И в «Пекин»ее водил, и в Сокольники.
И в моральном, говорю, моем облике
Есть растленное влияние запада.
Но живем ведь, говорю, не на облаке,
Это вроде как, того, соль без запаха».
И на жалость я их брал и испытывал,
И бумажку, что я псих, им зачитывал.
Ну, поздравили меня с воскресением,
Закатали строгача с занесением.
Ой-ой-ой, ну прямо- ой-ой-ой-!
Вот тогда я взял букет покрасивее,
И к подъезду №7, для начальников,
А оттуда вышла моя кисочка
Села в «Волгу» без меня и отчалила.
И тогда прямым путем в раздевалку я,
И теть Паше говорю: «Буду вечером.»
А она мне говорит:»С аморалкою
Нам, товарищ дорогой, делать нечего!
И сидим мы у стола с нею рядышком,
И с улыбкой говорит товарищ Грошева:
«Схлопотал он «строгача», ну и ладушки,
Помиритесь вы теперь по-хорошему.»
И пошли мы с ней вдвоем, как по облаку,
И пришли мы с ней в «Пекин «рука об руку,
Она скушала «Дюрсо», а я «Перцовую»
За советскую семью образцовую.
Вот и все, ну прямо вот и все.
Красный треугольник
Ой, ну что ж тут говорить, что ж тут спрашивать?
Вот стою я перед вами, словно голенький.
Да, я с Нинулькою гулял с тетипашиной,
И в «Пекин» ее водил, и в Сокольники.
Поясок ей подарил поролоновый
И в палату с ней ходил в Грановитую.
А жена моя, товарищ Парамонова,
В это время находилась за границею.
А вернулась, ей привет — анонимочка:
Фотоснимок, а на нем — я да Ниночка.
Просыпаюсь утром — нет моей кисочки,
Ни вещичек ее, ни записочки!
Нет как нет,
Ну, прямо — нет как нет!
Я к ней в ВЦСПС, в ноги падаю,
Говорю, что все во мне переломано.
Не серчай, что я гулял с этой падлою,
Ты прости меня, товарищ Парамонова!
А она как закричит, вся стала черная:
— Я на слеза на твои — ноль внимания!
И ты мне лазаря не пой, я ученая,
Ты людям все расскажи на собрании!
И кричит она, дрожит, голос слабенький…
А холуи уж тут как тут, каплют капельки:
И Тамарка Шестопал, и Ванька Дерганов,
И еще тот референт, что из органов,
Тут как тут,
Ну, прямо, тут как тут!
В общем, ладно, прихожу на собрание.
А дело было, как сейчас помню, первого.
Я, конечно, бюллетень взял заранее
И бумажку из диспансера нервного.
А Парамонова, гляжу, в новом шарфике,
А как увидела меня — вся стала красная.
У них первый был вопрос — «Свободу Африке!»,
А потом уж про меня — в части «разное».
Ну, как про Гану — все буфет за сардельками,
Я и сам бы взял кило, да плохо с деньгами,
А как вызвали меня, я свял от робости,
А из зала мне кричат: «Давай подробности!»
Все, как есть,
Ну, прямо — все, как есть!
Ой, ну что тут говорить, что ж тут спрашивать?
Вот стою я перед вами, словно голенький.
Да, я с племянницей гулял с тетипашиной,
И в «Пекин» ее водил, и в Сокольники.
И в моральном, говорю, моем облике
Есть растленное влияние Запада.
Но живем ведь, говорю, не на облаке,
Это ж только, говорю, соль без запаха!
И на жалость я их брал, и испытывал,
И бумажку, что я псих, им зачитывал.
Ну, поздравили меня с воскресением:
Залепили строгача с занесением!
Ой, ой, ой,
Ну, прямо — ой, ой, ой…
Взял я тут цветов букет покрасивее,
Стал к подъезду номер семь, для начальников.
А Парамонова, как вышла — стала синяя,
Села в «Волгу» без меня и отчалила!
И тогда прямым путем в раздевалку я
И тете Паше говорю: мол, буду вечером.
А она мне говорит: «С аморалкою
Нам, товарищ дорогой, делать нечего.
И племянница моя, Нина Саввовна,
Она думает как раз то же самое,
Она всю свою морковь нынче продала
И домой по месту жительства отбыла».
Вот те на,
Ну, прямо — вот те на!
Я иду тогда в райком, шлю записочку:
Мол, прошу принять по личному делу я.
А у Грошевой как раз моя кисочка,
Как увидела меня — вся стала белая!
И сидим мы у стола с нею рядышком,
И с улыбкой говорит товарищ Грошева:
— Схлопотал он строгача — ну и ладушки,
Помиритесь вы теперь по-хорошему!
И пошли мы с ней вдвоем, как по облаку,
И пришли мы с ней в «Пекин» рука об руку,
Она выпила дюрсо, а я перцовую
За советскую семью образцовую!
Ну так что тут говорить
Про Парамонову
Ну, так что ж тут говорить, что ж тут спрашивать
Вот стою я перед вами, словно голенький
Я с племянницей гулял тети Пашиной
И в «Пекин» ее водил и в Сокольники.
Поясок ей покупал поролоновый
И в палату с ней ходил в Грановитую
А жена моя, товарищ Парамонова
В это время находилась за границею.
Я к ней в ВЦСПС, в ноги падаю,
Говорю, что все во мне переломано
Ты прости, что я гулял с этой падлою
Извини меня, товарищ Парамонова.
И кричит она, кричит, а голос слабенький
А холуи уж тут как тут каплют капельки
И Тамарка Шестопал, и Ванька Дерганов,
И который референт, что из органов.
Ну прям тут как тут.
Ладно, утром прихожу на собрание
Дело, помню, как сейчас, было первого
Я, конечно, бюллетень взял заранее
И бумажку из диспансера нервного.
Ну, так что ж тут говорить, что ж тут спрашивать,
Вот стою я перед вами, словно голенький.
Я с племянницей гулял с тети Пашиной
И в «Пекин» ее водил и в Сокольники.
И в моральном, говорю, моем облике
Есть растленное влияние Запада,
Но живем-то, говорю, не на облаке
Это ж просто, говорю, соль без запаха.
Я и жалостью их брал и испытывал,
И бумажку что я псих им зачитывал,
Но поздравили меня с воскресением
Закатили строгача с занесением.
И тогда прямым путем в раздевалку я
И тете паше говорю, мол, буду вечером.
А она мне говорит: «С аморалкою
Нам, товарищ дорогой, делать нечего!
И племянница моя Нина Саввовна
Она думает теперь то же самое.
Она всю свою морковь нынче продала
И домой по месту жительства отбыла».
Вот те на, ну, прям, вот те на!
И сидим мы у стола с нею рядышком,
И с улыбкой говорит товарищ Грошева:
«Схлопотал он строгача, ну и ладушки,
Помиритесь вы теперь по-хорошему»
И пошли мы с ней вдвоем как по облаку
И пришли мы с ней в «Пекин» рука об руку,
Она скушала «Дюрсо», а я «Перцовую»
За советскую семью овразцовую.
Ну так что тут говорить
Ну, так что ж тут говорить, что ж тут спрашивать,
Вот стою я перед вами, словно голенький,
Я с племянницей гулял, с тетипашиной,
И в «Пекин» ее водил, и в Сокольники.
Поясок ей покупал поролоновый
И в палату с ней ходил Грановитую,
А жена моя, товарищ Парамонова,
В это время находилась за границею.
Утром встал я – нет моей кисочки
Ни вещичек ее, ни записочки,
Нет, как нет, ну прямо нет как нет!
Я к ней в ВЦСПС, в ноги падаю,
Говорю, что все во мне переломано,
А она как закричит, вся стала черная:
«Я на слезы, говорит, на твои ноль внимания,
Ты людям все расскажи на собрании. «
И кричит она, кричит, а голос слабенький,
А холуи уж тут как тут, каплют капельки,
И Тамарка Шестопал и Ванька Дёрганов
И который референт, что из органов.
Тут как тут, ну прямо тут как тут.
В общем, ладно, прихожу на собрание,
Дело, помню как теперь, было первого,
Я, конечно, бюллетень взял заранее
И бумажку из диспансера нервного.
А Парамонова, гляжу, в новом шарфике,
Как увидела мeня, вся стала красная,
У них первый был вопрос: «Свободу Африке»,
А потом уж про меня, в части: «Разное».
Как про Гану, все в буфет за сардельками,
Да я и сам бы взял кило, да плохо с деньгами.
А как вызвали меня, то сник от робости.-
А из зала мне кричат «Давай подробности!
Всё как есть, ну прямо всё как есть. «
«Ну, так что ж тут говорить, что ж тут спрашивать
Вот стою я перед вами, словно голенький
Я с племянницей гулял, с тетипашиной
И в «Пекин»ее водил, и в Сокольники.
И в моральном, говорю, моем облике
Есть растленное влияние запада.
Но живем ведь, говорю, не на облаке,
Это вроде как, того, соль без запаха».
И на жалость я их брал и испытывал,
И бумажку, что я псих, им зачитывал.
Ну, поздравили меня с воскресением,
Закатали строгача с занесением.
Ой-ой-ой, ну прямо- ой-ой-ой-!
Вот тогда я взял букет покрасивее,
И к подъезду №7, для начальников,
А оттуда вышла моя кисочка
Села в «Волгу» без меня и отчалила.
И тогда прямым путем в раздевалку я,
И теть Паше говорю: «Буду вечером.»
А она мне говорит:»С аморалкою
Нам, товарищ дорогой, делать нечего!
И племянница моя, Нина Саввишна,
Она думает как раз то же самое,
Я иду тогда в райком, шлю записочку,
Как увидела меня, вся стала белая.
И сидим мы у стола с нею рядышком,
И с улыбкой говорит товарищ Грошева:
«Схлопотал он «строгача», ну и ладушки,
Помиритесь вы теперь по-хорошему.»
И пошли мы с ней вдвоем, как по облаку,
И пришли мы с ней в «Пекин «рука об руку,
Письмо в редакцию телевизионной передачи «Очевидное — невероятное» из сумасшедшего дома — с Канатчиковой дачи
Дорогая передача!
Во субботу, чуть не плача,
Вся Канатчикова дача
К телевизору рвалась.
Вместо чтоб поесть, помыться,
Там это, уколоться и забыться,
Вся безумная больница
У экранов собралась.
Говорил, ломая руки,
Краснобай и баламут
Про бессилие науки
Перед тайною Бермуд.
Все мозги разбил на части,
Все извилины заплёл —
И канатчиковы власти
Колют нам второй укол.
Уважаемый редактор!
Может, лучше — про реактор?
Там, про любимый лунный трактор?
Ведь нельзя же! — год подряд
То тарелками пугают —
Дескать, подлые, летают,
То у вас собаки лают,
То руины говорят!
Мы кое в чём поднаторели:
Мы тарелки бьём весь год —
Мы на них уже собаку съели,
Если повар нам не врёт.
А медикаментов груды
Мы — в унитаз, кто не дурак.
Это жизнь! И вдруг — Бермуды!
Вот те раз! Нельзя же так!
Мы не сделали скандала —
Нам вождя недоставало:
Настоящих буйных мало —
Вот и нету вожаков.
Но на происки и бредни
Сети есть у нас и бредни —
И не испортят нам обедни
Злые происки врагов!
Это их худые черти
Мутят воду во пруду,
Это всё придумал Черчилль
В восемнадцатом году!
Мы про взрывы, про пожары
Сочинили ноту ТАСС…
Но примчались санитары
И зафиксировали нас.
Тех, кто был особо боек,
Прикрутили к спинкам коек —
Бился в пене параноик,
Как ведьмак на шабаше:
«Развяжите полотенцы,
Иноверы, изуверцы, —
Нам бермуторно на сердце
И бермудно на душе!»
Сорок душ посменно воют,
Раскалились добела —
Во как сильно беспокоят
Треугольные дела!
Все почти с ума свихнулись —
Даже кто безумен был,
И тогда главврач Маргулис
Телевизор запретил.
Вон он, змей, в окне маячит —
За спиною штепсель прячет,
Подал знак кому-то — значит
Фельдшер вырвет провода.
И что ж, нам осталось уколоться,
И упасть на дно колодца,
И там пропасть, на дне колодца,
Как в Бермудах, навсегда.
Ну, а завтра спросят дети,
Навещая нас с утра:
«Папы, что сказали эти
Кандидаты в доктора?»
Мы откроем нашим чадам
Правду — им не всё равно,
Мы скажем: «Удивительное рядом,
Но оно запрещено!»
Вон дантист-надомник Рудик —
У его приёмник «грюндиг»,
Он его ночами крутит —
Ловит, контра, ФРГ.
Он там был купцом по шмуткам
И подвинулся рассудком —
И к нам попал в волненье жутком
И с номерочком на ноге.
Он прибежал, взволнован крайне,
И сообщеньем нас потряс,
Будто наш научный лайнер
В треугольнике погряз:
Сгинул, топливо истратив,
Прям распался на куски,
И двух безумных наших братьев
Подобрали рыбаки.
Те, кто выжил в катаклизме,
Пребывают в пессимизме,
Их вчера в стеклянной призме
К нам в больницу привезли,
И один из них, механик,
Рассказал, сбежав от нянек,
Что Бермудский многогранник —
Незакрытый пуп Земли.
Взвился бывший алкоголик —
Матерщинник и крамольник:
«Надо выпить треугольник!
На троих его! Даёшь!»
Разошёлся — так и сыпет:
«Треугольник будет выпит!
Будь он параллелепипед,
Будь он круг, едрена вошь!»
Больно бьют по нашим душам
«Голоса» за тыщи миль.
Мы зря Америку не глушим,
Ой, зря не давим Израиль:
Всей своей враждебной сутью
Подрывают и вредят —
Кормят, поят нас бермутью
Про таинственный квадрат!
Лектора из передачи
(Те, кто так или иначе
Говорят про неудачи
И нервируют народ),
Нас берите, обречённых, —
Треугольник вас, учёных,
Превратит в умалишённых,
Ну, а нас — наоборот.
Пусть безумная идея —
Вы не рубайте сгоряча.
Вызывайте нас скорее
Через гада главврача!
С уваженьем… Дата. Подпись.
Отвечайте нам, а то,
Если вы не отзовётесь,
Мы напишем… в «Спортлото»!