О чем книга зияющие высоты
АЛЕКСАНДР ЗИНОВЬЕВ
Эта книга составлена из обрывков рукописи, найденных случайно, т. е. без ведома начальства, на недавно открывшейся и вскоре заброшенной мусорной свалке. На торжественном открытии свалки присутствовал Заведующий с расположенными в алфавитном порядке Заместителями. Заведующий зачитал историческую речь, в которой заявил, что вековая мечта человечества вот-вот сбудется, так как на горизонте уже видны зияющие высоты социзма. Социзм есть вымышленный строй общества, который сложился бы, если бы в обществе индивиды совершали поступки друг по отношению к другу исключительно по социальным законам, но который на самом деле невозможен в силу ложности исходных допущений. Как всякая внеисторическая нелепость, социзм имеет свою ошибочную теорию и неправильную практику, но что здесь есть теория и что есть практика, установить невозможно как теоретически, так и практически. Ибанск есть никем не населенный населенный пункт, которого нет в действительности. А если бы он даже случайно был, он был бы чистым вымыслом. Во всяком случае, если он где-то возможен, то только не у нас, в Ибанске. Хотя описываемые в рукописи события и идеи являются, судя по всему, вымышленными, они представляют интерес как свидетельство ошибочных представлений древних предков ибанцев о человеке и человеческом обществе.
Как утверждают все наши и признают многие ненаши ученые, жители Ибанска на голову выше остальных, за исключением тех, кто последовал их примеру. Выше не по реакционной биологической природе (с этой точки зрения они одинаковы), а благодаря прогрессивным историческим условиям, правильной теории, проверенной на их же собственной шкуре, и мудрому руководству, которое на этом деле собаку съело. По этой причине жители Ибанска не живут в том пошлом устарелом смысле, в каком доживают последние дни там у них, а осуществляют исторические мероприятия. Они осуществляют эти мероприятия даже тогда, когда о них ничего не знают и в них не участвуют. И даже тогда, когда мероприятия вообще не проводятся. Исследованию одного такого мероприятия и посвящается данный труд.
Исследуемое мероприятие называется ШКХБЧЛСМП. Название это составлено из первых букв имен видных его участников. Составил название Сотрудник, а в науку впервые ввел Мыслитель, опубликовавший по этому поводу цикл статей на другую, более актуальную тему. Статьи были написаны на высоком идейно-теоретическом уровне, так что их не читал никто, но все одобрили. После этого термин ШКХБЧЛСМП стал общепринятым и вышел из употребления.
В мероприятии участвовали две группы: испытаемая и испытающая. Эти группы состояли из одних и тех же лиц. Испытаемые знали, что за ними ведется наблюдение. Испытающие знали о том, что испытаемым это известно. Испытаемые знали о том, что испытающие знали о том, что это им известно. И так до конца. При этом испытающая и испытаемая группы были автономны и не оказывали друг на друга влияния. Между ними не было никаких информационных контактов, благодаря чему было достигнуто полное взаимопонимание. Испытаемые руководствовались такими принципами: 1) а что поделаешь; 2) а что изменится, если; 3) наплевать. Как доказал Сотрудник, из этих принципов логически следуют производные принципы: 4) все равно этого не избежать; 5) в конце концов, пора; 6) пусть они катятся в. Испытающие, напротив, придерживались таких принципов: 1) все равно никуда не денутся; 2) сами все выложат; 3) сами все прикончат. Упомянутый Сотрудник вывел из них производный принцип: 4) сами во всем сознаются. Вопрос о том, доказуем в этой системе принцип «сами все придумают» или нет, остался до сих пор нерешенным. Но он в принципе не принципиален, ибо выдумывается все само собой, так как выдумывать нечего, ибо и без того все есть. Благодаря изложенным принципам удалось увеличить приток ненужной информации и сократить сроки. Мероприятие стало полностью самонеуправляемым и, как всякое хорошо задуманное и последовательно проведенное мероприятие, кончилось ничем. В мероприятии участвовали достижения науки и техники. В частности, Инструктору с помощью синхрофазоциклобетатронного пролазыра удалось проколоть пространство в районе туалета Шизофреника и зарегистрировать его намерение, начать сочинение квазинаучного социологического трактата, которое пришло ему в голову в тот момент, когда он, страдая приступом запора, добился желаемого результата и подверг острой критике существующее устройство. Это выдающееся открытие совершенно не освещалось в Журнале, и потому останавливаться на нем здесь нет надобности.
На том берегу вырос новый район из домов, одинаковых по форме, но неразличимых по содержимому. Случайно получивший в этом районе отчасти изолированную смежную комнату Болтун говорил, что тут настолько все одинаково, что у него никогда нет полной уверенности в том, что он у себя дома и что он есть именно он, а не кто-то другой. Полемизировавший с ним Член утверждал, однако, что это есть признак прогресса, отрицать который могут только сумасшедшие и враги, ибо разнообразие рождает естественное неравенство. Погодите немного, говорил он, построят тут продовольственные и другие культурно-просветительные учреждения, и тогда Вас отсюда палкой не загонишь.
В центре нового района раскинулся старый пустырь. На нем сначала хотели соорудить пантеон, потом решили построить озеро и населить его паюсной икрой. Построили молочный Ларек. Ларек завоевал огромную популярность. Около него всегда собирается много народу независимо от того, есть в Ларьке пиво (что бывает редко) или нет (что тоже бывает редко). Выпивку приносят с собой. Располагаются группами на бочках, ящиках и кучах мусора. Группы складываются на более или менее длительное время. Некоторые сохраняются месяцами и даже годами. Недавно одна из них отметила пятидесятилетний юбилей. За это все посетители Ларька были удостоены награды, а сам Заведующий дважды: один раз за непричастность, другой раз за участие. В полном составе долговременная группа собирается редко. Обычно встречаются два-три-четыре члена группы в различных комбинациях. Прочно сохраняется место сбора группы.
В свободное от вынужденного безделья время Шизофреник сочинял социологический трактат. Делал он это чреватое известными последствиями дело по просьбе старого приятеля Мазилы. Писать он не любил и не хотел. Ему приходилось делать невероятные усилия, чтобы хватать исчезающие с молниеносной быстротой беспорядочные мысли и приколачивать к бумаге. Кроме того, он был убежден в том, что об этом рано или поздно узнают все, и ему опять придется отправляться в Лабораторию. И от этого становилось тоскливо. Но и не писать он уже не мог. Им овладело смутное ощущение тайны, известной только ему одному или во всяком случае очень немногим, и он не мог окончить свою бесплодную жизнь, не сделав последней попытки сообщить эту тайну людям. Он знал, что людям его тайна глубоко безразлична. Но это уже не играло роли. Он чувствовал моральный долг не перед людьми, людям он не должен абсолютно ничего, а перед самим собой. Человечество содержалось в нем самом. На глазах этого человечества протекала его примитивно прозрачная жизнь. Перед ним он и будет держать ответ в последний час. Самым неприятным в работе сочинителя, однако, для Шизофреника было отсутствие стола и хорошей ручки. Когда-то Социалог привез ему оттуда отличную ручку, но она куда-то исчезла тогда.
И Шизофреник начал писать. Писал экспромтом, без исправлений. Написанный кусок отдавал Мазиле и о дальнейшей судьбе его больше не думал. Мазила отдавал кому-то перепечатывать на машинке, и трактат расползался по Ибанску неисповедимыми путями, проникая во все учреждения, в особенности в те, для которых он не был предназначен. В конце концов он попал в Институт, где его случайно обнаружил Сотрудник в столе одного нерадивого инструктора. Свой трактат Шизофреник назвал «Социомеханика» по соображениям, которые изложил в тексте.
Электронная книга Зияющие высоты
Если не работает, попробуйте выключить AdBlock
Ожидание ответа от сервера
Информация о книге
Николай Бердяяев как-то произнес пророческую мысль о том, что в России еще долгое время не будет философской культуры, а будут одинокие мыслители.
К таким одиноким мыслителям смело можно отнести Александра Алексеевича Зиновьева – мыслителя неординарного, гениального, и, как водится в России, недооцененного
Публикация социологического романа «Зияющие высоты» привела к лишению Зиновьева всех званий орденов и медалей, включая фронтовые, к лишению гражданства и вынужденной иммиграции в Германию.
Иллюстрации
Произведение Зияющие высоты полностью
Каждому коллекционеру Америки, одержимому собирательством, известны имена Гомера Лэнгли, главным героям этой исторической фантазии Эдгара Л Доктороу. Эксцентричные братья Кольер (слепой Гомер и полубезумный Лэнгли) проживали в огромном нью-йоркском доме в Гарлеме, который они унаследовали от отца, врача гинеколога.
В течение всей своей жизни Гомер и Лэнгли плотно забивали каждую комнату и задний двор своего дома различным хламом. В конце концов, лишь узкие проходы соединяли жилые помещения братьев.
Когда один из проделанных в мусоре туннелей рухнул на Лэнгли, он был раздавлен и задохнулся. Слепой брат, попавший после обрушения в ловушку, медленно умирал от голода.
При расчистке дома было вывезено 100 тонн мусора.
Зияющие высоты
Зиновьев Александр
Зияющие высоты
Эта книга составлена из обрывков рукописи, найденных случайно, т. е. без ведома начальства, на недавно открывшейся и вскоре заброшенной мусорной свалке. На торжественном открытии свалки присутствовал Заведующий с расположенными в алфавитном порядке Заместителями. Заведующий зачитал историческую речь, в которой заявил, что вековая мечта человечества вот-вот сбудется, так как на горизонте уже видны зияющие высоты социзма. Социзм есть вымышленный строй общества, который сложился бы, если бы в обществе индивиды совершали поступки друг по отношению к другу исключительно по социальным законам, но который на самом деле невозможен в силу ложности исходных допущений. Как всякая внеисторическая нелепость, социзм имеет свою ошибочную теорию и неправильную практику, но что здесь есть теория и что есть практика, установить невозможно как теоретически, так и практически. Ибанск есть никем не населенный населенный пункт, которого нет в действительности. А если бы он даже случайно был, он был бы чистым вымыслом. Во всяком случае, если он где-то возможен, то только не у нас, в Ибанске. Хотя описываемые в рукописи события и идеи являются, судя по всему, вымышленными, они представляют интерес как свидетельство ошибочных представлений древних предков ибанцев о человеке и человеческом обществе.
ШКХБЧЛСМП
Как утверждают все наши и признают многие ненаши ученые, жители Ибанска на голову выше остальных, за исключением тех, кто последовал их примеру. Выше не по реакционной биологической природе (с этой точки зрения они одинаковы), а благодаря прогрессивным историческим условиям, правильной теории, проверенной на их же собственной шкуре, и мудрому руководству, которое на этом деле собаку съело. По этой причине жители Ибанска не живут в том пошлом устарелом смысле, в каком доживают последние дни там у них, а осуществляют исторические мероприятия. Они осуществляют эти мероприятия даже тогда, когда о них ничего не знают и в них не участвуют. И даже тогда, когда мероприятия вообще не проводятся. Исследованию одного такого мероприятия и посвящается данный труд.
Исследуемое мероприятие называется ШКХБЧЛСМП. Название это составлено из первых букв имен видных его участников. Составил название Сотрудник, а в науку впервые ввел Мыслитель, опубликовавший по этому поводу цикл статей на другую, более актуальную тему. Статьи были написаны на высоком идейно-теоретическом уровне, так что их не читал никто, но все одобрили. После этого термин ШКХБЧЛСМП стал общепринятым и вышел из употребления.
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ
В мероприятии участвовали две группы: испытаемая и испытающая. Эти группы состояли из одних и тех же лиц. Испытаемые знали, что за ними ведется наблюдение. Испытающие знали о том, что испытаемым это известно. Испытаемые знали о том, что испытающие знали о том, что это им известно. И так до конца. При этом испытающая и испытаемая группы были автономны и не оказывали друг на друга влияния. Между ними не было никаких информационных контактов, благодаря чему было достигнуто полное взаимопонимание. Испытаемые руководствовались такими принципами: 1) а что поделаешь; 2) а что изменится, если; 3) наплевать. Как доказал Сотрудник, из этих принципов логически следуют производные принципы: 4) все равно этого не избежать; 5) в конце концов, пора; 6) пусть они катятся в. Испытающие, напротив, придерживались таких принципов: 1) все равно никуда не денутся; 2) сами все выложат; 3) сами все прикончат. Упомянутый Сотрудник вывел из них производный принцип: 4) сами во всем сознаются. Вопрос о том, доказуем в этой системе принцип «сами все придумают» или нет, остался до сих пор нерешенным. Но он в принципе не принципиален, ибо выдумывается все само собой, так как выдумывать нечего, ибо и без того все есть. Благодаря изложенным принципам удалось увеличить приток ненужной информации и сократить сроки. Мероприятие стало полностью самонеуправляемым и, как всякое хорошо задуманное и последовательно проведенное мероприятие, кончилось ничем. В мероприятии участвовали достижения науки и техники. В частности, Инструктору с помощью синхрофазоциклобетатронного пролазыра удалось проколоть пространство в районе туалета Шизофреника и зарегистрировать его намерение, начать сочинение квазинаучного социологического трактата, которое пришло ему в голову в тот момент, когда он, страдая приступом запора, добился желаемого результата и подверг острой критике существующее устройство. Это выдающееся открытие совершенно не освещалось в Журнале, и потому останавливаться на нем здесь нет надобности.
ВРЕМЯ И МЕСТО
После исторических мероприятий поселок Ибанск преобразился. Бывшее здание Школы передали под филиал Института. Сортир надстроили и одели в сталь и стекло. Теперь со смотровой площадки туристы, неудержимым потоком хлынувшие в Ибанск, могут воочию убедиться в том, что просочившиеся к ним ложные слухи суть клевета. Назначили нового Заведующего. Старого после этого за ненадобностью где-то спрятали. Новый был такой же старый, как и старый, но зато не менее прогрессивный и начитанный. Рядом с сортиром построили гостиницу, в которой разместили Лабораторию. Чтобы туристам было что посмотреть в свободное от посещений образцовых предприятий время, вокруг гостиницы воздвигли десять новеньких живописных церквей десятого века и ранее. Стены церквей древними фресками разукрасил сам Художник, создавший портрет Заведующего на передовой позиции и удостоенный за это премии, награды и звания. Художник изобразил трудовой героизм свободолюбивых потомков, их боевые будни и выдающихся деятелей культа той далекой, но начисто позабытой эпохи. На главной фреске Художник изобразил Заведующего и его Заместителей, которые за это были удостоены премии, а сам Заведующий дважды: один раз за то, другой раз за это. В результате цены на продукты были снижены, и потому они выросли только вдвое, а не на пять процентов, как там у них. Речку Ибанючку вдоль и поперек перегородили. Она потекла вспять, затопила картофельное поле, бывшее гордостью ибанчан, и образовало море, ставшее гордостью ибанчан. За это все жители, за исключением некоторых, были награждены. Заведующий зачитал по этому поводу доклад, в котором дал анализ всему и обрисовал все. В заключение он с уверенностью сказал: погодите, еще не то будет. Доклад подготовил Претендент с большой группой сотрудников. Это обстоятельство осталось в тени, поскольку оно было известно всем, кроме Заведующего, который был за это награжден и потом был удостоен награды за то, что был награжден за это.
На том берегу вырос новый район из домов, одинаковых по форме, но неразличимых по содержимому. Случайно получивший в этом районе отчасти изолированную смежную комнату Болтун говорил, что тут настолько все одинаково, что у него никогда нет полной уверенности в том, что он у себя дома и что он есть именно он, а не кто-то другой. Полемизировавший с ним Член утверждал, однако, что это есть признак прогресса, отрицать который могут только сумасшедшие и враги, ибо разнообразие рождает естественное неравенство. Погодите немного, говорил он, построят тут продовольственные и другие культурно-просветительные учреждения, и тогда Вас отсюда палкой не загонишь.
В центре нового района раскинулся старый пустырь. На нем сначала хотели соорудить пантеон, потом решили построить озеро и населить его паюсной икрой. Построили молочный Ларек. Ларек завоевал огромную популярность. Около него всегда собирается много народу независимо от того, есть в Ларьке пиво (что бывает редко) или нет (что тоже бывает редко). Выпивку приносят с собой. Располагаются группами на бочках, ящиках и кучах мусора. Группы складываются на более или менее длительное время. Некоторые сохраняются месяцами и даже годами. Недавно одна из них отметила пятидесятилетний юбилей. За это все посетители Ларька были удостоены награды, а сам Заведующий дважды: один раз за непричастность, другой раз за участие. В полном составе долговременная группа собирается редко. Обычно встречаются два-три-четыре члена группы в различных комбинациях. Прочно сохраняется место сбора группы.
Первая книга Александра Зиновьева
Разговор о «Зияющих высотах» в «Алфавите инакомыслия»
Андрей, расскажите, пожалуйста, когда вы познакомились с этим сочинением? При каких обстоятельствах? Ведь это новая книга по сравнению со многой той классикой, о которой мы говорим в нашем цикле. «Зияющие высоты» – книга, на наших глазах родившаяся.
Андрей Гаврилов: История очень простая. Мне сказали, что появилась книга человека, фамилия которого мне ничего не говорила, я не знал, что он известный ученый. Появилась книга, которая стоит того, чтобы потратить ночь на ее прочтение. Давали мне ее на день и на ночь и, честно говоря, меня это удивило и напугало, потому что литературы шло довольно много и я не был готов к тому, чтобы все дела отбросить и читать огромную книгу неизвестного писателя, хотя мне сразу понравилось название: оно показывало издевку автора над советским официальным новоязом. И вот я открыл ее, прочел странницу-другую, а потом уже пришел в себя, когда закрыл эту книгу, прочтя ее всю за один раз. Я никогда ее не видел в самиздате, я видел ее изданную на ротапринте, более того, я знаю, что это был ротапринт, стоящий в здании ЦК КПСС на Старой площади. Просто один из моих друзей нашел ход к дяденьке-оператору этого ротапринта, с ним подружился, время от времени ему подсовывал тамиздат, и тот покорно ночью нам делал копии этих книг. Вот мне только сейчас пришло в голову, что Зиновьев и самиздат для меня ни в коем случае не пересекаются.
Иван Толстой: А я книги этой не видел до того, как впервые попал за границу, то есть до 1988 года. Но я эту книгу слышал по радио, скорее всего это была «Немецкая волна». Не «Свобода», «Свобода» на ленинградской кухне совершенно не ловилась, только на даче время от времени, в Пушкинских горах, конечно, было ее отлично слышно. Зиновьев в эмиграции попал в Германию, жил в Мюнхене, и то, что она передавалась германской радиостанцией, было логично. Я слышал в очень чистом чтении диктора (поскольку «Немецкая волна» почти не глушилась в те месяцы), ежевечерне, главу за главой. Конечно, впечатление от нее было ошарашивающее. Но я не мог бы сказать, что это ошарашивание было слишком положительным. Эстетически и драматургически здесь возникали какие-то вопросы, которые в 20-летнем возрасте вставали передо мной как перед заинтересованным читателем и болельщиком антисоветизма. Андрей, а какие мысли и читательские переживания были у вас, когда вы впервые знакомились с этим произведением? Может быть, вы подкоррелируете это впечатление с сегодняшним взглядом на главное сочинение Зиновьева?
Андрей Гаврилов: К своему стыду и жалости, я давно не перечитывал «Зияющие высоты», и не вернуть уже того ощущения. У меня это было ощущение восторга от логических построений. Книга «Зияющие высоты», как и некоторые следующие книги Зиновьева, абсолютно логична с точки зрения советской логики того времени. На одной из первых страниц он пишет про то, как сортир, который всегда был грязным и вонючим, надстроили и одели в стекло и бетон. Столько подобного происходило вокруг, когда вместо того, чтобы что-то отремонтировать или исправить, это одевалось в стекло и бетон! Это мелочь, но это один из первых примеров в книге.
Я помню, что сразу вошел в язык автора, в ту атмосферу, которую он передавал, и мне казалось, что злее книги я в то время не читал. Это мне казалось тогда, я теперь, конечно, могу попытаться вспомнить мой круг чтения году в 1977–78 примерно, когда мне книга и попала в руки, то есть практически сразу после ее издания в Швейцарии и, наверное, сейчас у меня было бы другое ощущение, что были более злые книги, более талантливые и более глубокие, но тогда именно потому, что автор писал языком новояза, с одной стороны, а с другой стороны, как мне показалось, что-то в языке было от Щедрина, Лескова и Платонова, вот такая внешняя неуклюжесть языка, вот это все было мое. Тогда у меня было ощущение, что так и надо писать о той жизни вокруг нас. Я вдруг сейчас подумал, что ничего особенного, переворачивающего основы в ней вроде бы и не было. Это не Солженицын или Шафаревич, не Корнилов, не те многие писатели, которые даже публиковались в СССР, которые пытались каким-то образом завуалированно, эзоповым языком донести свое отношение к основам строя. У Зиновьева, как мне кажется, этого не было, у него была описана именно бредовость повседневной жизни, и уже дальше читатель должен был сам подумать о том, что если существует такая бредовость того, что нас учили называть надстройкой, то какой же должен быть базис.
Андрей Гаврилов: Я не могу с вами согласиться, потому что я не знаком со всем творчеством Зиновьева. Судя по некоторым цитатам, некоторым отрывкам, рецензиям на его более поздние сочинения, он-таки смог вырваться из этого круга. Я говорю, не прочтя некоторых из его последних произведений. Я, готовясь к нашей программе, понял, что, да, «Желтый дом», например, или некоторые книги, которые сразу последовали за «Зияющими высотами», создают впечатление, что это был один огромный десятитомный роман, из которого «Зияющие высоты» только первая часть, а потом шло медленное угасание. Но, судя по всему, надо посмотреть его поздние романы, тем более после того, как вы сказали, что из замкнутого круга нет для него выхода. Не могу с вами согласиться еще и потому, что некоторые фразы (а Зиновьев – мастер фраз, его афоризмы – просто хоть вешай на стенку: «Предводителем крыс не может быть лев, предводителем крыс может быть только крыса») у него обычно очень четкие и точные. Я хочу почитать, и после этого я уже смогу или подтвердить, или нет вашу правоту. А вот пока мы с вами говорили, я вспомнил, какие фразы в «Зияющих высотах» меня потрясли больше всего. Таких фраз три.
Во-первых, это абзац, которым открывается роман:
«Как утверждают все наши и признают многие не наши ученые, жители Ибанска на голову выше остальных, за исключением тех, кто последовал их примеру. Выше не по реакционной биологической природе (с этой точки зрения они одинаковы), а благодаря прогрессивным историческим условиям, правильной теории, проверенной на их же собственной шкуре, и мудрому руководству, которое на этом деле собаку съело».
Когда я прочел это начало «Зияющих высот», я сразу понял, что никуда мне от этого романа не деться.
Потом замечательная фраза где-то в середине: «Цель мероприятия – выявить несогласных с его проведением и принять меры». В принципе, в этой фразе все мое восприятие официальной советской абсурдной жизни.
И третья фраза, которая, как и многие строчки Зиновьева, актуальна до сегодняшнего дня и, боюсь, актуальна будет очень долго: «Статуя заведующего пошатнулась и начала падать. «Ура! – закричал поэт, конец тирану!» И вдруг заметил, что статуя падает прямо на него. И он бросился ее поддерживать». Я помню, эта фраза меня просто обожгла. Кстати, потом Зиновьев довольно долго будет рассуждать о крахе советской интеллигенции. Эта фраза – первый звоночек на эту тему.
Иван Толстой: Да, Александру Александровичу не откажешь в потрясающем парадоксализме и афоризме мышления. Андрей, а существует ли какой-то музыкальный пандан к нашей сегодняшней теме?
Андрей Гаврилов: К теме, боюсь, что нет, надо брать на себя огромную смелость и отыскивать какую-то музыку, в которой абсурд повседневной советской жизни был бы передан с таким же мастерством, с каким его в литературе смог предать Александр Зиновьев. Но дело в том, что существует список наиболее любимых музыкальных произведений Александра Зиновьева. Это практически только классические произведения, причем, больших форм – «Дон-Жуан», Моцарт и другие, но среди них есть и одна миниатюра парагвайского композитора Хосе Асунсьона Флореса, которая называется Gallito Cantor. У нас принято ее название «Песня Петушка». Это мелодия, которую любил Зиновьев, и, думаю, мы имеем полное право включить ее в нашу программу.
Кстати, наша программа, посвященная творчеству Зиновьева и роману «Зияющие высоты», выходит в эфир в апреле 2018 года, и в апреле же 2018 года в Париже, в театре «Эль-Дуэнде» должна состояться премьера спектакля «Живи» по роману Зиновьева. Для тех, кто нас слышит в Париже, адрес театра «Эль-Дуэнде»: дом 23, rue Hoche, Ivry sur Seine.