О лебедиво о озари что значит

Анализ стихотворения «Кузнечик» Велимира Хлебникова

Эксперименты с формой в начале XX века породили поэзию Велимира Хлебникова. Работа со словом, звуком становилась самоцелью, источником появления русского авангарда.

Стихотворение написано в 1909 году. Его автору исполнилось 24 года, он студент и начинающий поэт, чьи стихи уже год, как публикуют. Он гостит у родственников в домике под Киевом, увлекается античной мифологией. По жанру – пейзажная лирика, по размеру – свободный, акцентный стих со смежной рифмой, прячущейся за лесенкой строк. Лирический герой – сам автор в образе, должно быть, любознательного энтомолога. Он появляется на полянке и фиксирует обстановку. Его внимание привлекает неугомонный кузнечик. «Золотописьмом жил»: на солнце просвечивает сеточка жилок крыльев насекомого. «Крылышкуя»: он кормится в траве, и его крылышки трепещут. «Кузов пуза»: идет явное сравнение с объевшимся человеком, употреблено просторечие. Сам кузов – корзинка, короб из бересты.

«Прибрежных»: дело происходит у водоема. «И вер»: видимо, здесь подразумеваются «виды и рода» растений. По крайней мере, в одном из своих писем он так поясняет это выражение. «Пинь, пинь, пинь!»: появление нового героя. Зинзивер – вовсе не неологизм, как ожидает читатель. В. Хлебников использовал просторечное слово, обозначающее обыкновенную синицу. И дальше возможны два варианта. Зинзивер сожрал кузнечика (на что намекает его внезапное появление, как гром среди ясного неба, и пронзительная трель). Между прочим, для синицы привычно лакомиться насекомыми. И тогда получается игра слов: кузнечика съел кузнечик (а именно так в народе принято звать эту птичку). Есть нечто угрожающее и в придуманном поэтом глаголе «тарарахнул». Или же просто трель птицы раздалась оглушительно рядом – и все пришло в экстаз. Картина стала завершенной. «О, лебедиво!»: поэт обозревает гармонию флоры и фауны. Вот это – настоящий неологизм, сочетающий в себе изящество лебедя и красоту момента, чудо. «О, озари!»: волшебные изменения касаются природы и наблюдающего ее человека. Два восклицания со старинным, изысканным междометием «О!» (собственно, это еще и анафора в этом стихотворении) завершают лирическую зарисовку.

Футуристический взгляд на мир в творчестве В. Хлебникова проявил себя как сочетание несочетаемого. Поиск формы соседствует с традиционным содержанием, неологизмы – с устаревшими словами.

Источник

Велимир Хлебников — Кузнечик: Стих

Крылышкуя золотописьмом
Тончайших жил,
Кузнечик в кузов пуза уложил
Прибрежных много трав и вер.
«Пинь, пинь, пинь!» — тарарахнул зинзивер.
О, лебедиво!
О, озари!

Анализ стихотворения «Кузнечик» Хлебникова

Эксперименты с формой в начале XX века породили поэзию Велимира Хлебникова. Работа со словом, звуком становилась самоцелью, источником появления русского авангарда.

Стихотворение написано в 1909 году. Его автору исполнилось 24 года, он студент и начинающий поэт, чьи стихи уже год, как публикуют. Он гостит у родственников в домике под Киевом, увлекается античной мифологией. По жанру – пейзажная лирика, по размеру – свободный, акцентный стих со смежной рифмой, прячущейся за лесенкой строк. Лирический герой – сам автор в образе, должно быть, любознательного энтомолога. Он появляется на полянке и фиксирует обстановку. Его внимание привлекает неугомонный кузнечик. «Золотописьмом жил»: на солнце просвечивает сеточка жилок крыльев насекомого. «Крылышкуя»: он кормится в траве, и его крылышки трепещут. «Кузов пуза»: идет явное сравнение с объевшимся человеком, употреблено просторечие. Сам кузов – корзинка, короб из бересты.

«Прибрежных»: дело происходит у водоема. «И вер»: видимо, здесь подразумеваются «виды и рода» растений. По крайней мере, в одном из своих писем он так поясняет это выражение. «Пинь, пинь, пинь!»: появление нового героя. Зинзивер – вовсе не неологизм, как ожидает читатель. В. Хлебников использовал просторечное слово, обозначающее обыкновенную синицу. И дальше возможны два варианта. Зинзивер сожрал кузнечика (на что намекает его внезапное появление, как гром среди ясного неба, и пронзительная трель). Между прочим, для синицы привычно лакомиться насекомыми. И тогда получается игра слов: кузнечика съел кузнечик (а именно так в народе принято звать эту птичку). Есть нечто угрожающее и в придуманном поэтом глаголе «тарарахнул». Или же просто трель птицы раздалась оглушительно рядом – и все пришло в экстаз. Картина стала завершенной. «О, лебедиво!»: поэт обозревает гармонию флоры и фауны. Вот это – настоящий неологизм, сочетающий в себе изящество лебедя и красоту момента, чудо. «О, озари!»: волшебные изменения касаются природы и наблюдающего ее человека. Два восклицания со старинным, изысканным междометием «О!» (собственно, это еще и анафора в этом стихотворении) завершают лирическую зарисовку.

Футуристический взгляд на мир в творчестве В. Хлебникова проявил себя как сочетание несочетаемого. Поиск формы соседствует с традиционным содержанием, неологизмы – с устаревшими словами.

Источник

Зинзивер – тайна Велимира Хлебникова

Зинзивер – тайна Велимира Хлебникова

Минуло более ста лет с той поры, как на свет появились удивительные строки стихотворения Велимира Хлебникова «Кузнечик», загадочностью своей и красотой неустанно волнующие сердца ценителей поэзии:

Кузнечик в кузов пуза уложил

Прибрежных много трав и вер.

«Пинь, пинь, пинь!» – тарарахнул зинзивер.

Безусловно, наиболее любопытным персонажем описанного великим поэтом события является так называемый «зинзивер». Кто это? Откуда он взялся и чем именно занимается в данном случае? Каков его образ жизни?

Вероятно, многие полагают, что автор в данном случае воспользовался одной лишь силой своего могущественного воображения. Однако, к творению создателя «Трубы Гульмуллы», обладавшего математически выверенным логическим мышлением, а также дотошностью и скрупулёзностью учёного во всём, что касалось любых, казалось бы малозначащих деталей описания состояний природы и души человеческой, мы обязаны отнестись с соответствующим вниманием, не поддаваясь искушению легкомысленных или недостоверных выводов.

Зададим себе несколько наводящих вопросов, пусть даже у кого-то это и вызовет улыбку. Итак:

Какое время года описано в стихотворении?

К какому времени дня это относится?

Что находится на описываемой территории?

Что именно сделал зинзивер?

В каких именно звуках это выразилось?

Какие именно существа производят подобные действия в окружающей природе?

При чем тут кузнечик?

Поэт даёт исчерпывающие ответы на все эти вопросы, несмотря на очевидную краткость и необычность исключительно талантливого изложения.

Действие происходит весной, не ранее конца марта и не позднее середины июня. Скорее всего – в мае.

Судя по последнему стихотворному восклицанию («озари!») – это либо рассветное, либо закатное время. Ориентируясь на поведение насекомого – закат.

Исходя из слов «прибрежных трав» и «лебедиво», место действия находится неподалеку от водного объекта. И, скорее всего, данный объект – озеро.

Зинзивер «тарарахнул», то есть произвел некие звуки.

Для автора это событие было важным настолько, что он, не ограничиваясь самим фактом фиксации звукоиздания, подчеркивает это звуковоспроизведением: «пинь-пинь-пинь».

Подобные звуки в природе характерны для птиц.

Кузнечик относится к элементам естественной кормовой базы именно той птицы, о которой идёт речь!

Окончательно убедиться в том, что зинзивер – это птица, а также выяснить её породу можно, воспользовавшись конкретикой звуковоспроизведения как ключом к разгадке образа зинзивера. Вот что говорит по этому поводу современная орнитология:

Богатым голосовым репертуаром обладает Большая синица (лат. Parus major). Специалисты выделяют до 40 вариаций издаваемых ею звуков. При этом одна и та же особь одновременно способна чередовать три – пять вариантов, различных по ритму, тембру, относительной высоте звуков и количеству слогов. Особенно активен самец, поющий в течение почти всего года, за исключением поздней осени и ранней зимы.

В нашем случае время года – май. Зинзивер по версии Хлебникова – существо мужского рода («тарарахнул»), то есть, явно – самец. Теперь обратим внимание на то, какие собственно звуки характерны для данной породы птиц. Итак, песня – громкий перезвон «ци-ци-ци-пи», «ин-чи-ин-чи», крик – звонкое «пинь-пинь-чрррж». Весной однообразная песня «зин-зи-вер», «зинь-зинь». Синица-самец то нежно и тихо посвистывает, то ведет громкую перекличку: «пинь-пинь-пинь», напоминая зяблика, то испуганно трещит: «пинь-тарара» или с бесконечными интонациями повторяет характерный двухсложный посвист: «фи-фи». В конце зимы, приблизительно с февраля, большие синицы становятся оживлённее. В оттепель уже слышится их двух– или трёхсложный напев – ритмичное повторение звенящих или иногда как бы «звякающих» звуков («ци-ци-фи-ци-ци-фи» или «цу-ви-цу-ви-цу-ви»). У каждого певца – индивидуальная своеобразная интонация. День за днём эти напевы становятся громче и длиннее, невольно привлекая внимание своей оригинальностью. Аналогичное стрекотание имеется и у зяблика, однако для синицы характерен гораздо более звонкий тембр. Песня часто звучит при общении между членами пары, либо когда птица возбуждена. Кроме собственно пения, имеется и так называемая подпесня – мелодичное тихое щебетание, «мурлыканье», однако, оно чаще всего исполняется в феврале или марте, а значит, не относится к тому периоду, который описывается в стихотворении Велимира Хлебникова.

Обратите внимание на то, что даже само слово «зинзивер» – явное звукоподражание пению не вообще какой-либо птицы, а конкретно именно Большой синицы (лат. Parus major) и именно – в весенний период, когда корм (кузнечик) чрезвычайно важен для обеспечения потомства богатой микроэлементами (прибрежные травы, уложенные в кузов пуза) свежей пищей! Кстати, звуки «пинь-пинь-пинь» и «пинь-тарара» произносятся синицами только в моменты крайнего волнения.

Отметим также, что в период размножения Большая синица питается мелкими беспозвоночными и их личинками, уничтожая большое количество лесных вредителей. Основу корма в этот период составляют гусеницы бабочек, пауки, долгоносики и другие жуки, двукрылые (мухи, комары, мошки) и полужесткокрылые (клопы, тля и т. д.). Также употребляет синица в пищу и прямокрылых (кузнечиков, сверчков), как и происходит в стихотворении Хлебникова «Кузнечик». Отметим также, что весной Большая синица зачастую охотится и на нетопырей Pipistrellus pipistrellus, которые именно в этот период после зимней спячки ещё малоподвижны.

Таким образом, на примере маленького стихотворения мы имели возможность ещё раз убедиться в том, что поэт Велимир Хлебников обладал не просто наблюдательностью истинного поэта, но и весьма обширными познаниями в научном и просветительском отношении.

Проводя ассоциативную связь с праздниками древнеславянского народного календаря, можно отметить, что 12 ноября в народном календаре – это Синичкин праздник, при том, что сама синичка в старину именовалась «зинькой», «синюшкой», «зинзивером». В православные времена синичкин день стал называться днем Зиновия, епископа Эгейского, и Зиновии, с той поры этот день так и именуется «Зиновием-синичником». Учитывая тот факт, что отец Велимира Хлебникова был профессиональным орнитологом, нетрудно догадаться о происхождении интереса и специальных знаний поэта в этой области.

Сюжетными коллизиями именно этого стихотворения много лет назад я и воспользовался, посвящая памяти поэта стихотворение, позднее опубликованное в первом томе моего собрания сочинений (стр. 33, Т. 1, Поэзия, 2011 г., Ливны, издатель Мухаметов Г. В., ISBN 978—5-904246—20-4):

Источник

Три кузнечика русской поэзии

Если в тёплую безветренную погоду выйти в астраханскую степь или в среднерусское поле, почти всегда можно услышать стрекотание кузнечиков, ещё до того, как станут заметны взору эти шустрые необычные прыгуны, которых в мире насчитывается более семи тысяч разновидностей.

Поговорим о трёх кузнечиках русской поэзии. Это стихотворения Михаила Ломоносова, Гавриила Державина и Велимира Хлебникова, объединённые общим названием.

Первым в русскую поэзию прискакал «Кузнечик» Михаила Васильевича Ломоносова. Как здесь не вспомнить советский фильм с таким же названием, блестящую работу юной Людмилы Нильской, сыгравшей аспирантку-приспособленку, пишущую диссертацию по сочинениям Ломоносова!

Героиня кинокартины порхает по жизни, аки кузнечик, не забывая, между тем, приземляться после стремительных прыжков на ровную поверхность, более выгодную для неё.

Кузнечик дорогой, коль много ты блажен,
Коль больше пред людьми ты счастьем одарен!
Препровождаешь жизнь меж мягкою травою
И наслаждаешься медвяною росою.
Хотя у многих ты в глазах презренна тварь,
Но в самой истине ты перед нами царь;
Ты ангел во плоти, иль, лучше, ты бесплотен!
Ты скачешь и поёшь, свободен, беззаботен,
Что видишь, всё твое; везде в своем дому,
Не просишь ни о чем, не должен никому.

Стихотворение Ломоносова в фильме звучит рефреном, характеризуя героиню как личность поверхностную, не желающую обременять себя долгами земными.

Здесь мы сталкиваемся с явными отзвуками древнегреческой культуры в русской поэзии, поскольку ломоносовский «Кузнечик» есть не что иное, как перевод стихотворения «К цикаде» Анакреонта. Следует напомнить, что более поздние переводчики и подражатели зачастую не отличали анакреонтику (древнегреческие подражания Анакреонту) от творчества самого Анакреонта.

У Ломоносова встречаем вольное переложение анакреонтического стихотворения «К цикаде». Последний стих оригинален и звучит автобиографически: поэт сетует на свою зависимость (в том числе и материальную) от двора, на усталость от бесконечных просьб в период хлопот об университетской «привилегии».

Становление молодой русской литературы XVIII в. не могло обойтись без использования опыта европейских писателей. Одной из форм такого усвоения были переводы как древних, так и новых авторов.

Ломоносову принадлежит перевод нескольких стихотворений Анакреонта. Переводами Анакреонта Ломоносов положил начало такому явлению в нашей литературе, как русская анакреонтика. Стихотворение Анакреонта «Кузнечик дорогой, коль много ты блажен» Ломоносов закончил двумя строчками собственного сочинения:

Что видишь — всё твоё; везде в своем дому,
Не просишь ни о чем, не должен никому.

Гавриила Романовича Державина, «архангела» русской поэзии мы ценим не только как автора прекрасных, «сладкозвучных» стихов, но и как замечательного, удивительно цельного русского человека. Его можно назвать «Суворовым в поэзии».

Державиным стихотворение с одноимённым названием было написано в 1802 не как перевод, но как подражание стихотворению Анакреонта «К цикаде» и опубликовано в 1804 и 1808 годах.

Работу над этим стихотворением Гаврила Романович продолжал с 1802 по 1808 год. В окончательном варианте державинский «Кузнечик» звучит так:

Счастлив, золотой кузнечик,
Что в лесу куёшь один!
На цветочный сев лужечик,
Пьёшь с них мёд, как господин;
Всем любуяся на воле,
Воспеваешь век ты свой;
Взглянешь лишь на что ты в поле,
Всем доволен, всё с тобой.
Земледельцев по соседству
Не обидишь ты ничем;
Ни к чьему не льнешь наследству.
Сам богат собою всем.
Песнопевец тёпла лета!
Аполлона нежный сын!
Честный обитатель света,
Всеми музами любим!
Вдохновенный, гласом звонким
На земли ты знаменит,
Чтут живые и потомки:
Ты философ! Ты пиит!
Чист в душе своей, не злобен,
Удивление ты нам:
О! едва ли не подобен,
Мой кузнечик, ты богам!

Гавриил Державин соединил в своём творчестве «Платона и Аристотеля». В том и состоит уникальность его поэзии, что вся она «утробна», «хлебна», насыщена плотными земными энергиями, но в тоже время, через любой предмет, к которому прикасается перо поэта, будь это «стерлядь золотая», «кузнечик», «осень», «облако», «багряна ветчина» или «пшеничные голуби», по меткому выражению Демокрита, «сияет вечность, льётся поток законнорожденных смыслов».

В едином образе Державину удалось соединять, казалось бы, несоединимое: бесконечное и конечное, безграничное и ограниченное. Силой своей души, библейским всеохватным «зраком» он поднимал любое явление из его земной плоскости до прекрасно-идеальной сферы. Он не описывал «горшок щей», стоящим в кузнеце «Гефеста», не конструировал в слове небесные прообразы, но наполнял, создаваемые им поэтические образы таким светом своего сердца, такой силой творческой мощи и вдохновения, что через них начинала «струиться» вечность. И тогда, даже о кузнечике становится возможным сказать что он:

Песнопевец тепла лета!
Аполлона нежный сын!
Честный обитель света,
Всеми музами любим!
Вдохновенный, гласом тонким
На земле ты знаменит,
Чтут живые и потомки:
Ты философ! Ты пиит!
Чист в душе своей, не злобен,
Удивление ты нам:
О! Едва ли не подобен
Мой кузнечик, ты богам!

Велимир Хлебников от российской силлабо-тонической системы стихосложения, созданной его предшественником, также астраханцем по рождению Василием Тредиаковским, отошёл.

Революционер слова, автор всем известных, но мало кому понятных строк про кузнечика, который «в кузов пуза уложил прибрежных много трав и вер», всю жизнь неразрывно был связан с Астраханью и с заповедными девственно чистыми уголками природы, ведь его отец, попечитель калмыков, природоохранитель и орнитолог, стоял у истоков создания знаменитого на весь мир и во многом уникального астраханского заповедника.

Не секрет, что некоторые свои стихотворения Хлебников переписывал десятки раз, пытаясь добиться идеальной гармонии и чистоты звучания каждого слова. Это относится и к небольшому произведению под названием «Кузнечик», черновой набросок которого был сделан в 1908 году, а окончательный вариант увидел свет лишь в 1909 году. Впервые это стихотворение было напечатано в знаменитом сборнике футуристов «Пощёчина общественному вкусу», вышедшем в Петербурге 18 декабря 1912 года, далее оно вошло в сборник «Старинная любовь» (1914 г) и стало предметом споров многих литературоведов.

Его первая часть посвящена обычному кузнечику, который «крылышкуя золотописьмом тончайших жил», успел изрядно полакомиться луговой травой, её-то он «в кузов пуза уложил». Короткая зарисовка, состоящая всего из одного предложения, тем не менее, создает яркую и образную картину.

Героиней второй части стихотворения является зинзивер – крупная синица, которую нередко также именуют кузнечиком. Своим веселым пением «Пинь, пинь, пинь!» эта лесная красавица привносит в размеренную жизнь некое очарование, которое выливается у Хлебникова в восхищенные возгласы: «О, лебедиво! О, озари!».

Таким образом, автор представляет читателю сразу двух кузнечиков, которые прекрасно дополняют друг друга и создают удивительную гармонию мира, хрупкую и невесомую. Но именно в ней автор черпает свое вдохновение и ищет пищу для творческих экспериментов, смелых и оригинальных.

«Кузнечик» — одно из самых хрестоматийных и одновременно программных текстов Хлебникова. Впервые оно было опубликовано в кубо-футуристическом сборнике «Пощёчина общественному вкусу» (1913) без заглавия и имело следующий вид:

Крылышкуя золотописьмом
Тончайших жил,
Кузнечик в кузов пуза уложил
Прибрежных много трав и вер.
„Пинь, пинь, пинь!” тарарахнул зинзивер.
О, лебедиво.
О, озари!
В другой редакции, появившейся в сборнике «Творения» (1914), стихотворение получило название «Кузнечик (Вариант)»:
Крылышкуя золотописьмом негчайших жил
В кузов пуза кузнечик уложил
Много верхушек приречных вер.
Тарарапиньпинькнул Зинзивер
О неждарь вечерней зари
Не ждал… Озари!
О любеди.

Ещё одна редакция, которая выглядит как сводная по отношению к двум предшествующим, без заглавия напечатана в сборнике «Старинная любовь. Бух лесиный» (1914):

Крылышкуя золото письмом тончайших жил
Кузнечик в кузов пуза уложил
много верхушек приречных вер
тарара пипь пинькнул зинзивер
о неждарь
вечерней зари
не ждал
озари.

Хлебников прокомментировал это стихотворение в нескольких статьях, и его замечания проливают свет на расшифровку комплекса вторичных смыслов. В «Разговоре двух особ», вышедшем вскоре после публикаций «Кузнечика», обращается внимание на пятикратное повторение в первых четырёх стихах букв у, к, л и р (Полн. собр. соч. т.V, стр.185).

Число повторов отражает пятичленное строение кисти руки (и стопы ноги), а также встречающиеся в природе иные пятиричные структуры, и Хлебников специально подчеркивает, что это произошло помимо желания «написавшего этот вздор». Хлебников вновь возвращается к «Кузнечику» в статье «!Будетлянский», написанной в 1914 году. Здесь он вскользь замечает:

«Крылышкуя и т.д.» потому прекрасно, что в нём, как в коне Трои, сидит слово ушкуй (разбойник). “Крылышкуя” скрыл ушкуя деревянный конь (Полн. собр. соч. т.V, стр. 194).

Таким образом, вводится историческая реалия: ушкуйники (от «ушкуй» — названия их лодок) начиная с XI века промышляли сначала в районе Новгорода, а затем на главных реках запада и юга страны. Не ясно, был ли изначально «заложен» ушкуй в неологизме «крылышкуя» или поэт обнаружил «совпадение» лишь после написания стихотворения.

Последний раз Хлебников обращается к «Кузнечику» в «Свояси». Здесь он отказывается от несколько уничижительной оценки, данной стихотворению в «Разговоре двух особ», и, более того, ставит его в ряд текстов, которые приобрели подлинную значительность в результате озарения лучами будущего.

Теория звукоподражания может, пожалуй, объяснить появление того или другого отдельного слова. Но объяснить, как человек научился говорить, как он создал все огромное богатство своих слов, самых важных, самых нужных, она бессильна.

В тексте «Кузнечика» Хлебников активно прибегает к такому художественному приёму, как звукопись. Поэт сам указывал на то, что в этом стихотворении в четырёх строчках «звуки у, к, л, р повторяются пять раз каждый помимо его желания».

Хлебников рос среди птиц, потому и не удивительно, что в его «Кузнечике» присутствуют и загадочный «зинзивер», и «лебедиво».

Откуда же взялся загадочный хлебниковский «зизивер»?

«В «Лесной газете» – книге известного писателя Виталия Бианки – есть рассказ, озаглавленный: «Зинзивер в избе»:

«В лесную избушку… через открытую дверь смело влетел зинзивер – синица; желтый, с белыми щеками и черной полосой на груди…»
Несколько ниже талантливый писатель-натуралист объясняет и происхождение этого странного птичьего имени:

«Пел зинзивер, синица… Птица нехитрая: „Зин-зи-вер! Зин-зи-вер!“»

Ну вот: птица кричит «зинзивер» и называется тоже «зинзивер». Казалось бы, лучшего доказательства того, что люди, изобретая новые слова, прибегают к звукоподражанию, и не требуется. Но это именно «казалось бы».

Да, слово «зинзивер» действительно несколько похоже на те звуки, которые синица издает. «Пинь-пинь-тарррарах» или «зинь-зи-веррр!» – разница небольшая. И то и другое «слово» распадается на три части: два звонких звука и что-то вроде раскатистой трели.

Но вот в чём заключается немалая странность: в словаре болгарского языка, родственного русскому, приведено несколько болгарских названий синицы: «ценцигер», «синигер», «синигир».

Удивительно! С одной стороны, «ценцигер» звучит почти так же, как «зинзивер»; похоже, болгары тоже подражали голосу лесной певицы. С другой стороны, близкое к «ценцигеру» имя «синигер» отчасти напоминает и слово «синица» – «сини-гер». Можно подумать, что и там, за Балканами, по какой-то странной ошибке желто-чёрно-белая птица тоже получила название, связанное с «синим» цветом.

С третьей же стороны… Вот с третьей стороны и подстерегает нас самая главная неожиданность. Разве третье название синицы – «синигир» – не напоминает вам русское имя другой, совершенно на синицу непохожей, ярко-красной и пепельно-серой северной лесной птички – снегирь? Напоминает, и даже очень.

«Синего» в снегире нет уже равно ничего. Многие думают, что его название связано с тем, что он – птица зимняя, появляющаяся в наших местах вместе со снегом: «снег-ирь» – «снежная птица».

И вдруг – никакого снега: синигирь! Возникает вопрос: откуда могло получиться такое своеобразное сходство в названиях двух совершенно друг на друга не похожих птиц?

Теперь возьмём в руки какой-нибудь хороший, полный словарь русского языка – ну, скажем, составленный известным языковедом Владимиром Далем, и посмотрим, что там говорится о слове «зинзивер».

Нас ждет разочарование. Слова «зинзивер» у Даля в словаре нет. Зато имеются два других слова, очень похожих: «зинзивель» и «зинзивей». Что же, видимо, это тоже какие-то птички?

Увы! «Зинзивель» оказывается растением – «проскурняк», а «зинзивей» – другим растением, «бриония». Но ведь растения не пищат, не чирикают вроде синиц, не поют песен. Почему же их назвали такими птичьими именами?

Спору нет, в современном нашем языке, вероятно, можно найти некоторое количество слов и, в частности, имен-названий, построенных на подражании тем или иным звукам. Для примера я приведу вам на память вещь смешную – известную игрушку, надуваемый воздухом резиновый шарик со свистулькой, именуемый «уйди-уйди». Это одно из звукоподражаний, и притом совсем недавнее. Можно даже довольно точно указать момент его возникновения – второе десятилетие XX века, когда такие свистелки впервые появились на так называемых «вербных» весенних базарах Петербурга и Москвы. Тогда же предприимчивыми торговцами были созданы и смешные рекламные возгласы, вроде: «А вот иностранный мальчик потерял свою маму! Он плачет и зовёт, свою маму не найдет! Уйди, уйди!» Слово привилось. Можно найти и другие примеры.

«Зинзивер» – народное название большой синицы, которую также называют кузнечиком. Однако в начале стихотворения речь идет о кузнечике-насекомом, хищнике, питающемся и «травами» и «верами», т. е. представителями различных видов фауны.

За свою творческую жизнь Велимир Хлебников создал тысячу неологизмов и никогда не хотел, чтобы эти слова стали общеупотребимыми, однако многие из них в дальнейшем прочно вошли в обиход («Волгоград», «лётчик», «смехач» и другие).

(Подстрочный перевод А. Михайловой).

Предпринята попытка создания художественного перевода стихотворения Анакреонта «К цикаде» и автором этих строк:

Поёшь ты, словно царь,
Немного влаги выпив,
На вышине дерев.
И, счастьем упоён,
Кузнечик!
Даль полей, зверья лесного лики
Обозреваешь ты.
И это всё – твоё!

Завидую тебе,
О, сладкий вестник лета!
Ты в стрёкоте своём
Поверь, незаменим.
И ратаям земным
Предскажешь те приметы,
Которые в труде
Помогут, верно, им.

Так пой же долго ты,
Благословлённый Фебом,
Лелеемый мечтой,
Возделывай свой храм.
Рождённый от земли,
Хранимый вечным небом,
Не знающий забот,
Подобен ты богам.

Когда же мы говорим о «Кузнечике» Хлебникова, то он сугубо уникален во многом, в том числе и в зримом словотворчестве стихотворения «Кузнечик».

Связь времён прослеживается в стихотворении астраханки Ольги Марковой, поэтессы, которой привычно «аукаться через степь» не только с современниками, но и с самим великим будетлянином Велимиром Хлебниковым, олицетворённым ею в облике большого кузнечика, хранимого встречными ветрами перекрёстка столетий:

Расправив крылья дерзкие,
Сквозь невозможный звон
Большой кузнечик Хлебников
Бредёт за горизонт.

Источник